чувства вины и общей расстроенности он наиболее восприимчив к сиреновой песне утешительного лакомства, но к тому времени Пол уже не контролировал своих действий. Он сам не заметил, как надорвал пакетик, но тем не менее пакетик был вскрыт и три или четыре поблескивающие коричневым изюмины в шоколаде выкатились и лежали перед ним на столе, просто умоляя, чтобы он забросил их в рот. (Больше всего он любил зажать изюмину в углу рта, пока не расплавится шоколадная глазурь, и лишь потом раскусить сахарную серединку самой ягодки.) 'А пошло оно все!' — подумал Пол. И к тому времени, когда убрал кусок пирога с пурпурной глазурью на дно ящика и с силой этот ящик задвинул, он уже прожевал вторую изюмину и тянулся за третьей. Вывод не заставил себя ждать: он поступил правильно. Эти изюминки были не просто вкусные — они были суперпупервкусные и вкусным догоняли. Запустив пальцы в пакет, Пол сгреб полгорсти и запихал в рот, как ребенок. Следующие несколько минут он мог только наслаждаться восхитительной сладостью. Лишь осознав, что куда-то подевалось уже полпакета, Пол сделал над собой усилие и удержал руку. И с сожалением решил, что пришло время нормировать остатки. Он убрал пакетик, задвинул ящик и прижал для верности коленом.
'А теперь, — сказал он самому себе, — пора за работу, а не то останешься тут до утра понедельника'. Потянувшись за первой фотографией, он тут же почувствовал уже знакомое покалывание, которое возникло в кончиках пальцев и распространилось до запястья. В яблочко!
Первым делом его охватило смятение: если волшебство с лозоискательством снова работает на полную мощность, может, с самого начала все было в порядке, и в первой порции фотографий он не нашел ничего просто потому, что там действительно нечего было искать. Пинком выгнав эту мысль из головы, Пол вывел первый зеленый кружок и потянулся за следующим снимком. Вместо снимка пальцы наткнулись на пакетик с изюмом.
Все страньше и страньше — ведь его колено по-прежнему прижато к ящику. Но по долгому опыту с расстройством желудка Пол знал: изюм в шоколаде не сидит на месте, точно ковбои, окопавшиеся за баррикадой из повозок, когда на горизонте появилась банда сиу, — нет, драже выбираются бледными призраками и сами находят себе дорогу в руку и в рот. Простейшая магия кондитеров, такое происходит сплошь и рядом. Не о чем (хрусть!) волноваться.
Он изучил и пометил еще четыре или пять фотографий, всякий раз чувствуя лозоискательский зуд. Хотя бы теперь он делал свою работу как следует, что, как он надеялся, хоть немного искупит его ребяческое и непрофессиональное поведение на первой порции. Если только...
Почувствовав вдруг, что в комнате он не один, Пол поднял глаза. По другую сторону стола стоял гоблин. И смотрел на него крохотными, красными, как сигналы светофора, круглыми глазками. Но не успел Пол как следует испугаться, как гоблин открыл рот и издал крик.
Крик был в точности такой же, какой он слышал вчера: утонченное сочетание верещанья скворца и мартышки. Однако на сей раз Пол поймал себя на том, что все понимает.
— Здравствуйте, — произнес гоблин.
(Нет, Пол не переводил, — не мог же он, сам того не заметив, выучить гоблинский язык! Ощущение было такое, будто гоблина озвучивали на человеческом языке, и это озвучивание исходило откуда-то из головы Пола. Вот это уже гораздо удивительнее квадратных яиц, но почему-то эта новая странность сейчас не застала его врасплох, как случилось бы в любых других обстоятельствах.)
— Понравился вам пирог? — говорил гоблин, и эти слова будто нажали какую-то клавишу в мозгу Пола: это был тот самый гоблин, с которым он сражался в холле, тот, чью руку он пришпилил степлером. Иными словами, не гоблин, а гоблинша, матушка мистера Тэннера.
— М-м-м, — ответил он (он не визжал, а говорил на самом обыкновенном человеческом языке, но гоблин его как будто понимал). — Да, потрясающе. Очень вкусно.
Кивнув, гоблинша обнажила зубы: их у нее было девять, очень длинных и острых.
— Лжец, — сказала она. — Ты к нему даже не притронулся. Он в ящике твоего стола.
— Э-э-э... — замялся Пол.
— И не говори, что не голоден, — продолжала гоблинша, — потому что иначе не жрал бы все утро сладости. Я не в обиде, — добавила она, — но если не можешь заставить себя попробовать мой пирог, то хотя бы не лги. Я несколько часов на готовку убила. Надеюсь, ты понял, что я не какая-нибудь там прислуга.
Единственное, что пришло в голову Полу в этот момент это извиниться, поэтому он и сказал:
— Извините.
— Извинения приняты, — ответила гоблинша, еще немного сердито, но уже далеко не так, как раньше. — На самом деле оно, наверное, и к лучшему. Глазурь — пюре из крысиной печени, взбитой с паучьими яйцами и толикой сметаны. Учитывая, какой ты сладкоежка, тебе скорее всего не понравилось бы.
Пол медленно кивнул:
— Боюсь, я не смог бы оценить по достоинству.
— Да, — согласилась гоблинша. — Тогда лучше отдай его мне. Нечего еду разбазаривать.
Открыв ящик стола, Пол достал тарелку. Гоблинша схватила пироге тарелки и одним махом проглотила его, точно дельфин, который напоказ ловит рыбу, подброшенную в воздух.
— На случай если тебе интересно, — сказала она с набитым ртом, — это не просто обычный изюм в шоколаде.
Пол кивнул. Об этом он уже догадался. Гоблинша рассмеялась: она взвизгнула, а в голове Пола раздался смех.
— На твоем месте остальные я бы разом не глотала. Видишь ли, на самом деле это и не изюмины вовсе.
— Э-э-э?
Гоблинша покачала головой:
— Драконьи погадки. Очень дорогие и редкие.
Пол почувствовал, как его внутренности вознамерились выйти наружу.
— Драконьи погадки в шоколаде? — проскрипел он.
— Не в шоколаде, — поправила гоблинша. — На вкус, конечно, как шоколад, только гораздо лучше. Тут дело не только во вкусе. А в...
Ее последний вопль был непереводимым: услышал-то его Пол вполне отчетливо, но в голове у него не возникло никакого словесного эквивалента.
— Прошу прощения? — переспросил он. Гоблинша помедлила, словно подыскивала синоним.
— Магия, — наконец сказала она. — У драконов она особенная. Тот же эффект возникает, когда пьешь их кровь, только тогда он остается раз и на всегда. А с погадками время ограничивается часом или около того. И все же сам себя спроси, что бы ты предпочел: перерезать дракону глотку или ходить за ним с совком и веником?
— Извините, — сказал Пол, — а что, собственно, они делают?..
— Ну да, конечно, ты же не знаешь! — в точности, как ее сын, усмехнулась гоблинша. — Позволяют тебе понимать. Съедаешь одну и начинаешь понимать языки, которых никогда не учил. Как раз это сейчас с тобой происходит. А еще, — продолжала она, — и это самое хорошее, хотя иногда неприятностей не оберешься... когда тебе лгут, ты ухом слышишь слова, а мысленно — то, что тебе говорят на самом деле, если понимаешь, о чем я. Сейчас я тебе покажу. Минутку.
Гоблинша помолчала, а потом...
Услышанный Полом звук был пронзительным, совершенно нечеловеческим воплем. Услышанные им слова — 'Извини, что я вчера на тебя напала, я заслужила, чтобы ты прошил мне руку', а в уме, в том темном уголке, где он не смог бы соврать самому себе, раздалось: 'Черта с два я буду перед тобой извиняться, ты, гладкокожий высокий слизняк'.
— Понял, о чем я говорила? — добавила она.
— А, — протянул Пол. — Да, понимаю. Это...
— Это очень веская причина не жрать их горстями, — сказала гоблинша, — не говоря уже о том, что испортишь себе аппетит перед обедом и в итоге станешь жирным, как свинья.
Тем не менее, — продолжала она, — это... ну... небольшой подарок в извинение за то, что вчера я пыталась тебя убить. ('Чепуха. Это Деннис заставил меня их тебе подарить. Не знаю, что у него на уме, но лучше будь настороже. Он у нас хитрый, гад, весь в отца'.)