– Нишкни, хавка опущенная, – цыкнул на собаку Тепцов. – Не хрен тут фраериться. Мне звонок завязать – раз плюнуть.
– Звонок завязать? – с недоумением переспросила Катя. – Какой еще звонок?
– Вот этот, – указал охранник на ротвейлера. – Звонок завязать – это псину замочить. Будет и дальше в непонятку играть – завалю в натуре.
– Вы всерьез полагаете, что собака понимает человеческий язык?
– А че, не понимает, что ли? Ты че, в натуре, «Ко мне, Мухтар», не смотрела?
– О Господи, – вздохнула Катя и обернулась, почувствовав прикосновение руки к своему плечу.
Ей смущенно улыбался Сергей Ясин. Рядом с ним стоял незнакомый мужчина.
– Простите, что отрываю от занятий, – сказал бизнесмен. – Можно вас на пару слов?
– Подождите меня у выхода с площадки. Я сейчас.
Девушка вновь повернулась к охраннику.
– Значит, так. Слушайте меня внимательно и запоминайте. Во-первых, собака не понимает человеческий язык. Она знает только те команды, которым ее научат. Во-вторых, чтобы научить собаку одной команде, например, «рядом», нужно много раз, спокойно и терпеливо, говоря «рядом», подтягивать собаку за поводок, а, когда она подойдет, поощрять лакомством и лаской. Представьте себя на месте своего ротвейлера. Если вас резко дергать за шею, а потом орать на вас угрожающим тоном, захотите вы подходить к хозяину?
– Не, не захочу, – помотал головой Виктор. – Я бы такого хозяина замочил, в натуре.
– Так вот, если не хотите превратить пса в неуправляемого психопата, который однажды озвереет настолько, что вцепится вам в горло, спокойно и без нервов обучайте собаку командам, и не пудрите ей мозги уголовным жаргоном. Понятно?
– Понятно, – кивнул охранник.
– Рада это слышать, – сказала Серова.
Охранник с жалостью посмотрел на ротвейлера.
– Ну, ты, брат, тупой, в натуре, – русского языка не сечешь, – укорил он собаку. – Тоже мне – друг человека. Ну ничего, я тебе мозги вправлю – Ломоносовым заделаешься. По фене,[3] мать твою, лаять будешь.
Предложив владельцам собак самостоятельно продолжить отработку команды «рядом», Катя подошла к поджидающему ее у калитки Ясину.
– Это мой приятель, Максим, – представил Лизоженова бизнесмен. – Занимается шоу-бизнесом.
– Очень приятно, – протянула ему руку Катя. – Вы хотите дрессировать свою собаку?
– Не совсем, – уклончиво ответил Лизоженов.
– Речь идет об Адаме фон Штрассене, – вмешался Сергей. – Я хотел спросить вас, не могли бы вы дать Адаму несколько частных уроков?
– Но я и так даю Адаму частные уроки, – удивилась Серова. – Или вы об этом забыли?
– Нет, я не забыл. Тут вот какое дело. Адаму предложили сниматься в кино.
– В кино? Адаму?
Лизоженов кивнул:
– Вот именно. Нам нужен опытный дрессировщик. Вы знаете Адама, Сергей рекомендовал вас, как прекрасного специалиста, да и за деньгами мы не постоим. Сто долларов за занятие вас устроит? Готовить Адама вы сможете дома у Сергея. У него особняк в Рузаевке.
– Да, я знаю, – кивнула Катя. – Сто доларов – это, конечно, неплохо. А что за фильм? Заранее предупреждаю – роль служебно-розыскной собаки Адам не потянет, даже если вы озолотите меня с головы до ног.
– Да нет, Адаму никого не придется кусать, – успокоил девушку Ясин. – Скорее наоборот.
– Наоборот? Как это – наоборот?
– Вы слышали о Ладе Воронец?
– Естественно. Кто же о ней не слышал! Она ведь тоже живет в Рузаевке.
– Так вот, в этом фильме будут сниматься Лада Воронец, еще одна, менее известная певица и Адам фон Штрассен.
– То есть это будет видеоклип?
– Не совсем. Это будет своеобразный переворот в киноискусстве. Принципиально новый жанр. Эстрадно-постмодернистская зооэротика.
– Эстрадно-постмодернистская – что?
– Зооэротика, – услужливо подсказал Лизоженов.
– И что это означает? – осторожно поинтересовалась Серова.
– То, что Адам должен будет трахнуть обеих певиц, – решил взять быка за рога Максим.
– Порнушка?
Ясин кивнул головой и смущенно пожал плечами.
– О Господи! – выдохнула Катя.
Рузаевский магазинчик и его продавцов Колюня хорошо знал. Он неоднократно сиживал с майором Зюзиным в баре «Космос-2», потягивая пенистое пивко и обсуждая последние приколы бурной милицейской жизни.
И, хотя вчера оперативники опросили работников магазина, Чупрун решил заскочить туда еще раз – вдруг повезет. Сами продавцы, конечно, ничего не могли видеть, генерала убили поздно ночью, когда в магазине оставался лишь вдребезги пьяный сторож, а обнаружили тело генерала где-то около семи утра, когда магазин был еще закрыт.
Чем черт не шутит – вдруг сторож что-либо вспомнит или до продавцов дойдут какие-то слухи.
Магазин, по обыкновению, был почти пустым. Пара заезжих отдыхающих покупала спрайт и кока-колу. За прилавком стояли Глеб Бычков и молодой незнакомый Колюне парень.
– Привет легавым! – бодро поприветствовал опера Глеб. – Ты как – расслабиться или по работе?
– По работе, – вздохнул Чупрун. – Дай бутылку минералочки. Жара.
– В такую жару плохо работается, – посочувствовал продавец. – Ну, как идет следствие?
– Помаленьку.
– То есть никак, – усмехнулся Глеб.
– Мне нужно поговорить со сторожем и с сотрудниками магазина.
– Поговорить-то ты, конечно, можешь, – пожал плечами Бычков, – только толку не будет. – Хрум, зараза, всю ночь проспал, а больше никого в магазине не было.
– А собака? У вас же вроде собака была. Неужто не залаяла, когда генерала убивали?
– В том-то и дело, что в ту ночь собаки не было. Чук накануне вдребадан напился. Сначала выл, а потом блевать начал. Алкогольное отравление. Чуть не подох, бедняга. Лоточница Любаша его к себе домой взяла. Молоком отпаивала.
– Чук – это кто? – не врубился опер.
– Как кто? Пес. Я же объясняю, что собаки в ту ночь в магазине не было. Чук у Любаши спал, в вытрезвителе.
– Пес был пьян?
– А я что говорю? Чук в день перед убийством генерала у Моджахеда сто баксов выиграл, вот Биомицин и напоил его на радостях бормотухой.
– Пес обыграл Моджахеда? – изумился Колюня. – Как обыграл? В очко? В девятку?
– Ну, ты, опер, даешь, – покачал головой Бычков. – Собаки в очко даже у нас в магазине не играют. Лапы у них не приспособлены карты держать. Чук пари выиграл. Биомицин поспорил с Моджахедом на сто баксов, что если тот забросит палку на крышу магазина, Чук ее принесет.
– И что? Принес? – вскинул брови Колюня.
– Принес. Моджахед стольник Биомицину как миленький выложил.
– Не верю, – покачал головой опер.
– Спорим? – вдохновился Глеб. – На сотню баксов. Чук уже вернулся. Немного шатается с похмелья, но соображает.
– Вот еще! – отмахнулся Чупрун. – Не стану я спорить.
