режима, который критикуем и обличаем. Поэтому мутное настроение с утра оставалось моим личным делом, тем более, что я научилась отсыпаться в выходные (тогда они у меня еще случались), за рабочим столом минут по десять-пятнадцать, в автомобиле нашего водителя Жоры, в метро – в общем, в любое время и в любом месте.
Кроме того, я, жертвуя большей частью заработка, сняла однокомнатную квартиру в пределах Садового Кольца. Это давало стратегический выигрыш – я могла быстро попадать не только на работу, но и в большинство нужных мест, и если надо, пешком.
Как сегодня.
Застроенное домами круглое пятно на Земном шаре, окруженное вечно гудящим Садовым Кольцом, есть место примечательное во всех отношениях. В центре этого географического объекта находятся подобный осколкам зеркала Снежной Королевы Кремль и Лубянка – последние оплоты тоталитаризма в мире. Несколько километров кичливой и безвкусной архитектуры вокруг отделяет их, словно болезненный нарост, от разграбляемой страны. За ним простирается еще один слой – собственно Москва, город обслуги тех, кому режим разрешил наворовать. А за кольцевой автодорогой – несколько элитных поселков знати, укрепленные, как средневековые крепости, и далее – непрерывно до самого Тихого Океана, нищающая, оболваненная, спивающаяся и стонущая страна.
Ранее в пределах Садового Кольца жила интеллигенция. Здесь звучали стихи и песни, физики дискутировали с лириками, гуляли влюбленные, стучали костяшки домино, играли дети. Но даже стойкая советская интеллигенция не выдержала жуткого прессинга последних годов. Теперь здесь каждый квадратный метр золотой. Практически все продано. Сюда набиваются с утра те многие, кто насилует страну, словно оккупант, и те немногие, кто пытается, этом воспрепятствовать, подобно тому, как антитела в больном организме бросаются на расплодившихся паразитов.
Днем здесь процветает ярмарка тщеславия и бурлит показной и назойливый шик.
А гламурные офисы заполняются толпами лоснящимися бездельников, длинноногих секретарш, убивающих время в сплетнях, просмотре порнографических сайтов и компьютерных играх. Эта пародия на тот самый «средний класс», который якобы гарантирует Кремлю физиологическую страховку от голодных бунтов во всей остальной стране.
Немногие не продавшие свои квартиры коренные москвичи стараются днем не высовываться – кто от отвращения, кто от страха наткнуться на банды черных риэлетров, которые могут запросто выгнать человека из собственного дома.
Но с утра «золотой миллион» откровенно дрыхнет, и я шла по полупустым улицам.
Около последнего перехода, уже напротив редакции, на меня наскочила растрепанная цыганка и вцепилась мне в рукав со словами:
– Эй, девушка, почему Солнце черное?
Ага, знаю я эти штучки.
Взяв сумочку в другую руку (там же диктофон!), я вежливо освободилась и быстро огляделась. Вроде никаких ее сообщников не было видно.
Она преградила мне дорогу.
– Солнце черное, – и показала на небо коричневым пальцем.
Я мельком глянула: Солнце, как Солнце.
– Дайте пройти.
– Ты думаешь, грабить тебя буду? На смотри.
Она протянула мне кусочек темного стекла. Сама отошла.
Я смерила до нее расстояние – до сумочки не допрыгнет – и посмотрела на Солнце через стеклышко. Так и есть, часть солнечного диска была отрезана ровной дугой.
– Это затмение. Частичное затмение. Бывает Ничего страшного, – ответила я – сейчас кончится. Кончается уже.
– Затмение? Что это? Почему?
– Это просто Луна проходит между нами и Солнцем.
Как могла, я объяснила. Цыганка расслабилась.
– Ай, спасибо, миленькая, ай, спасибо, цветочек. Хочешь погадаю бесплатно? Дело скажу, не обману.
– Не надо мне, – отмахнулась я.
– Не хочешь – как хочешь. Я тогда одно скажу – ты спать плохо будешь, – сказала она.
Я пошла дальше. Странно, что цыгане не знают таких вещей, как затмение. Ах, надо же ей стеклышко отдать. Я оглянулась – ее уже не было.
Дойдя до редакции, я сразу побежала на планерку. Поспела как раз к моменту раздачи контекстов.
Ирина Максимовна вела ее как всегда споро и жестко.
– Огурцов.
– Какой-то институт под названием Freedom Research Foundation опубликовал “рейтинг свободы”. Мы на 77 месте, после Нигерии. Позор.
– Согласна. Через парочку часиков заноси. Только подавай помягче, с юморком.
– Яволь!
– Я тебе покажу «яволь»! Следи за языком. Мне за фразу «работать как негр» уже всю плешь проели.
– Не буду я же я писать «работать как «афроамериканец»!
– Придумывай другие. Например, как «папа Карло».
– Он итальянец.
– Тогда вообще не используй такие фразы. Пиши «как рабы»… нет, «как крепостные». Мы издание европейского уровня и мы должны быть политкорректны. Методичка у тебя на столе. Все. Так следующий.
– Можно я? – спросил Валера.
– Потом. Сейчас Маленкина.
– Демография. Катастро-о-о-офа, – зевала вечно невыспанная Маленкина.
– Опять демография?
– Вы же сами сказали, не меньше раза в месяц.
– Ах да… Ладно. В ближайшее время придумаем еще катастроф. А то про эту демографию сейчас только ленивый не пишет. Следующий. Перцев.
Обстоятельный Перцев воздвигся над столом и начал зачитывать свой очередной шедевр:
– «Проходя мимо Кремлевских стен, мы слышим стоны. Чьи это стоны?…»
– Не надо всего зачитывать. Таких статей в России по 100 штук в день выходит. Уже 8 лет. Весь Интернет забит. Что по существу?
– Есть. Резкое усиление активности налоговых служб является отголоском нового этапа подковерной войны силовых ведомств.
– Больше ничего не нашлось?
– Когда есть из-за чего, аналитическую статью любой дурак напишет, – небрежно парировал Перцев.
– Гм… ну ладно. Пусть будет.
Ирина уважала Перцева. Что бы он не написал, все сводилась к панике в Кремле. Это был его фирменный контекст. Марка и бренд «Гражданина».
В редакции ходила шутка, что даже если Перцев выпустит статью с заголовком «Карлики-трансвеститы изнасиловали инопланетян-гомофобов», то и она будет начинаться со слов «По сообщениям от анонимных источников, близких к аппарату президента, Кремль реагирует с необычной даже для него нервозностью…».
Несмотря на однообразность схемы, материал в контексте «в Кремле паника» хорошо воспринимался, особенно за рубежом. На него ссылались всевозможные кремлинологи в своей аналитике о России. Появлялись обстоятельные статьи с графиками и туманными угрозами кризисов. Эти статьи перепечатывались обратно на русский, отмываясь тем самым до статуса «иностранных» и служили уже здесь поводом для вторичной волны статей, которая начиналась с более солидного, экспертного, посыла: