в гостиной, предпочитала бальному платью брюки, и Терренс с трудом представлял ее флиртующей и кокетничающей.
Стук в дверь библиотеки вывел Терренса из задумчивости. Он отложил перо.
– Войдите.
На пороге появился Гиттингс, дворецкий, и объявил, что мистер Куган просит переговорить с ним. Терренс кивнул, и Шеймус Куган, старший конюх Торнхилла, вошел в библиотеку.
– Что-то случилось, Шеймус?– спросил Терренс. Конюх обычно не появлялся в доме, значит, произошло что-то важное. – Заболел новорожденный жеребенок?
– Нет, сэр, – ответил Шеймус, в смущении переминаясь с ноги на ногу, – с маленьким-то все в порядке. С ним все хорошо. Мне кое-что другое подозрительно, хочу, чтобы вы знали.
– Продолжай, Шеймус. В чем же дело?
– Ну, все из-за экипажа того джентльмена…
– Ты имеешь в виду лорда Седжвика?
– А, так он, значит, лорд? – Черные брови Шеймуса вопросительно поднялись и скрылись под спутанными волосами цвета соли с перцем, падавшими ему на лоб. – Что ж, похоже, его светлость попал в беду, так можно сказать. Я ребяток послал за обломками экипажа – ох, и до чего красивая была вещь, сэр! Так жалко, что он разбился! Правда, починить-то можно. Только надо… – Он остановился, заметив, как сузились глаза Терренса. – Так вот, тут такое дело: ось раскололась. Аккурат пополам.
– Так, значит, из-за этого произошел несчастный случай?
– Что ж… – Шеймус мял в руках шляпу и явно колебался, стоит ли продолжать. – Может, я и не прав, сэр, да только это не был несчастный случай.
Терренс резко наклонился вперед.
– Что значит «не был несчастный случай»?
– Я хочу сказать, ось была сломана, то есть распилена. Похоже, нарочно это сделали. Вся упряжка должна была развалиться на первой рытвине. Ее хотели развалить, если вы меня поняли, сэр.
– Боже мой! – резко выдохнул Терренс.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
– Просыпайтесь, неблагодарный грубиян! После такой нежной заботы можно было бы приоткрыть хоть один глаз!
Мэг протирала лицо и шею лорда Седжвика прохладной влажной тканью. Она исполняла этот ритуал уже на протяжении двух дней. Она, Ба и даже Терренс сменяли друг друга у постели больного. Виконт по- прежнему был без сознания, кроме того, у него начался сильный жар, и это особенно пугало Мэг. Чтобы заглушить собственный страх и отчаяние, она разговаривала с больным – упрашивала, льстила, бранила его. Мэг становилось легче, когда она обвиняла его, было просто невыносимо думать, что жизнь лорда Седжвика в
Правда, вероятнее всего ее болтовня окончательно усыпит бедного виконта.
Мэг окунула ткань в миску с водой, отжала ее, а затем продолжила протирать руки своего подопечного.
– Мы ведь совсем не знаем, кто вы, – вполголоса приговаривала она, накрывая влажной тканью его левую руку, – а все-таки сидим с вами по очереди круглые сутки и помогаем справиться с этой ужасной лихорадкой. Она ласково провела влажной тканью по его теплой руке, очень медленно, от запястья до кончиков пальцев. Затем начала осторожно массировать каждый длинный палец от основания до ногтя, продолжая при этом тихонько ворчать.
– Мы даже отвели вам самую лучшую спальню – пожалуйста, ради Бога! – сказала Мэг, задумчиво оглядывая большую удобную комнату.
На стенах, обитых панелями темного дерева и поблескивающих в свете свечи, были развешаны старинные семейные портреты, а над искусной резьбы камином красовалось большое полотно, изображающее Блю Блейз – арабского жеребца, главную гордость конюшен Торнхилла на протяжении многих лет.
– Мы отдали вам самую удобную кровать, – добавила она, оглядывая красивые резные столбики португальской кровати, приобретенной несколько лет назад отцом Мэг.
Тогда он обнаружил, что корабли, перевозящие солдат на Пиренейский полуостров, зачастую возвращаются обратно, нагруженные в качестве балласта разной мебелью. Он обменял одну из своих лучших верховых лошадей на несколько предметов, включая эту кровать, ставшую самой новой и элегантной вещью в их доме.
– И что же вместо благодарности? – Мэг повернула его кисть, бережно протирая ладонь прохладной тканью. – Вы просто лежите здесь, – сказала она, массируя мягкий бугорок в основании большого пальца, – как куча грязного белья. Уф! И ни единого намека на то, что вы знаете о нашем присутствии. – Она медленно провела влажной тканью по каждому пальцу. – О нашей заботе. – Она осторожно положила его руку на то место, прикрыв ее одеялом, и занялась другой рукой. – О моей заботе. О том, что я не позволю вам умереть.
Она баюкала его руку в своих руках, нежно протирая и массируя ее, медленно, словно стремясь заучить наизусть все ее изгибы – длинные, тонкие пальцы, аккуратно подстриженные ногти, квадратную ладонь с четкими, ясными линиями, мягкую кожу. Несомненно, кисть аристократа. Совсем не похожа на грубую, широкую руку рабочего. Эти руки не знали тяжелого труда. Однако они не казались изнеженными. Сильные руки, совсем не похожие на женские.
За исключением, пожалуй, ее собственных. Прижав свою левую руку к его правой, Мэг распрямила вялые пальцы виконта, сравнивая их со своими. Кончики его пальцев были длиннее, чем у нее, примерно на полдюйма, может быть, чуть больше. Ничего удивительного. «Ваши руки даже больше моих, лорд Седжвик». Мэг улыбнулась, почувствовав странное удовольствие от этого маленького открытия. «Подумать только!» – сказала она себе, сравнив их руки и определив, что у него они значительно шире. Бог мой, она даже почувствовала себя хрупкой и изящной! Очень медленно она переплела его пальцы со своими. Несколько мгновений Мэг смотрела на их соединенные руки. Почувствовав в груди тугой комок, она крепко прикусила нижнюю губу.
Наконец она отпустила его руку и снова окунула в миску кусок ткани.
– Кстати, насчет того, что мы вас не знаем, – сказала она. – Это все неправда. Мы с Ба вспомнили вас. – Отжав салфетку, Мэг несколько раз сложила ее и положила поверх кувшина. – Да, я вас помню.
Мэг взглянула на часы, стоявшие на каминной полке, и удостоверилась, что новую порцию опиумной настойки давать еще рано. Поэтому она опустилась на стул, придвинув его поближе к кровати. Она разглядывала своего пациента. Доктор Гартвейт велел держать голову больного в приподнятом положении, поэтому лорд Седжвик был обложен грудой подушек. Его светлые волосы над повязкой растрепались во время сна, придавая ему подкупа-юще мальчишеский вид и напоминая Мэг об их прошлых встречах, когда лорд был полон веселья и обаяния. Однако его лицо, на котором за эти несколько дней уже начала обрастать борода, не казалось слишком юным, особенно когда он хмурился во сне. Мэг разглядывала высокие скулы и длинный прямой нос, а также морщинки в уголках рта, напоминающие о широкой, обаятельной улыбке, которая так часто вспыхивала на этом лице…
– Да, я вас помню, – прошептала она. Какая женщина сможет забыть эту замечательную улыбку, хоть раз обращенную к ней?
Мэг наклонилась и прикоснулась тыльной стороной руки к его горячей щеке. Бог мой, кожа просто пылала огнем! На мгновение у Мэг промелькнула мысль, доведется ли ей когда-нибудь снова увидеть эту улыбку.
– Если вы посмеете умереть у меня на руках, милорд, – проворчала она, – клянусь, я сверну вам шею!
– Постарайтесь удержать его руки! – крикнул доктор Гартвейт. – Я не хочу, чтобы он опять повредил себе ногу!
Терренс и Мэг с трудом удерживали мечущегося в горячке лорда Седжвика, в то время как доктор пытался закрепить шину на его сломанной ноге. Больной уже третью ночь мучился от лихорадки, то бредил, что снова впадал в бессознательное состояние. Он так метался по постели, что сбил ремни, удерживающие
