— Да, — согласился он. — Я был в Америке. И что из того?
— Видите ли, лорд Каслри счел себя обязанным пригласить к себе на неделю каких-то самоуверенных американцев, отца и дочь, — пожаловалась леди Бэбверс. — Отец прибыл сюда с официальной миссией, хотя по мне, чем меньше дел мы будем иметь с этой неблагодарной страной, тем лучше. Но ведь милейший лорд Каслри беспокоится обо всем, — даже о том, не заскучают ли его гости. Представляете, какая сложится неприятная ситуация, если никто из нас не будет знать, о чем с ними хоть слово сказать! Но хуже всего то, что они очень уж… непрезентабельны. Я видела дочь этого человека, она грубая, невоспитанная и очень, очень обыкновенная… ну просто серость какая-то, бедняжка. Но кто же еще мог приехать из такой грубой и примитивной страны?
Чарльзу стало смешно, он уже сталкивался с подобным мнением об Америке и американцах. Про себя он совершенно справедливо рассудил, что существуют только две причины, по которым леди Бэбверс могла невзлюбить эту неизвестную «дочь». Девушка либо оказалась настолько хороша, что леди Бэбверс почувствовала в ней возможную соперницу, способную затмить ее всем известную красоту, либо сделала ошибку, не выказав почтительного восхищения при знакомстве. В любом случае незнакомку было жаль — антипатия леди Бэбверс могла ей дорого обойтись, а она, конечно, об этом и не подозревает. Чарльзу ужасно захотелось самому встретиться с американцами.
Что самое удивительное, первым попробовал возразить леди Бэбверс молодой лорд Лонгстон. Он совсем недавно вошел в ее окружение и был от нее решительно без ума. Но именно он заметил серьезно, покраснев от сознания того, что безрассудно осмеливается противоречить своему божеству:
— Ну, не з-знаю. Мне она п-показалась довольно приятной. И о-очень красивой.
У леди Бэбверс от удивления приподнялись изящно выгнутые брови.
— Красивой! Дорогой мой, вы сошли с ума! Она такая самодовольная, прямо надувается от гордости, и совершенно не умеет вести себя в обществе. Нам повезет, если она не начнет пить суп из своей тарелки.
Чарльз подумал с жалостью и симпатией, что молодой Виффи Лонгстон не сумеет вернуться в число ее любимчиков, пока не научится тактично держать язык за зубами. Лонгстон покраснел еще гуще и совсем уж неуместно произнес:
— Я… н-не имел в виду красивая… п-по крайней мере не в привычном с-смысле. Но, признаться, я чувствую к ней жалость… к-како-во-то ей придется в стране, которая еще недавно б-была враждебным государством…
Чарльз удивился, что юноша способен на такие глубокие умозаключения, и решил при случае дать ему несколько уроков житейской премудрости. Тут в разговор весело вступила мисс Гротон.
— А я вот нисколько не жалею ее. Мне странно, что лорд Каслри пригласил их сюда, а они приняли приглашение.
— Да кто же эта несчастная? — вопросил Чарльз. — И чем вызвала всеобщее недовольство?
— Но я ведь и собиралась это сказать, — нетерпеливо заговорила леди Бэбверс. — Право, Чарльз, вы так сильно изменились после приезда! Вы совсем не слушаете меня.
Чарльз и вправду не слушал. Он пришел к выводу, что бесконечные сплетни, слухи и разговоры о скандалах, так занимавшие окружавших его людей, претерпели до смешного мало изменений за четыре года его отсутствия, и совершенно ими не интересовался. Но он не мог сказать этого прямо, не желая обижать собеседников. Поэтому он лишь улыбнулся прекрасной леди Бэбверс и нехотя произнес:
— Теперь я все внимание.
— Честное слово? — Леди Бэбверс была слегка раздражена. Сразу после его возвращения четыре месяца назад она безошибочно почувствовала, что он уже не восхищается ею, как раньше. Она даже не понимала, почему это так больно ранило ее тщеславие, но с удвоенной силой принялась его очаровывать. Чарльз продолжал бывать у нее просто потому, что ему было лень сопротивляться ее настойчивости.
Но Виффи Лонгстон, как Чарльз недавно понял, немало позабавившись при этом, считал его героем, достойным поклонения. Виффи немедленно бросился на защиту Чарльза.
— Ну конечно, о-он изменился! Н-не мог не измениться после всего, что ему п-пришлось вынести. И мы должны б-быть чертовски ему признательны!
— Ничего подобного, — вежливо перебил Чарльз. Виффи напомнил ему совсем зеленых молоденьких лейтенантов, которых он обучал военной и жизненной тактике. Хорошо бы Виффи несколько месяцев прослужить под его командованием, из него получился бы достойный всяческого уважения мужчина.
— О, ради Бога, не говорите мне больше о войне! — взмолилась леди Бэбверс. — Я до смерти устала о ней слышать, вот уже несколько месяцев вокруг ни о чем другом не говорят.
— Хорошо, давайте поговорим об этой неотесанной грубиянке, — согласился Чарльз. — Кто она, между прочим?
— Я вам только что сказала, она дочь того американца, что приехал сюда с официальным поручением.
— Да, это я уяснил. Но чего бы вы хотели от меня?
— Расскажите нам, все ли американцы такие… такие нескладные и неуклюжие, — попросила мисс Гротон. — Ведь никто из нас никогда не видел ни одной американки.
Чарльз невольно улыбнулся.
— Не могу похвастать, что и я знаком со многими американками, — заметил он. — Но те, с которыми мне доводилось встречаться, вовсе не были нескладными и неуклюжими.
— Не может быть, Чарльз, — настаивала леди Бэбверс. — Конечно, они грубоваты, такие же выскочки, как вся эта их новоявленная страна.
— А правда ли, что у вас было какое-то приключение, и вашу жизнь спасла американка? — поинтересовалась мисс Гротон, не отличавшаяся, увы, большим умом.
Чарльза это порядком рассердило. На эту тему он говорить не хотел.
— Да, это правда, — ответил он вежливо, но сухо.
Однако мисс Гротон не поняла намека.
— Боже правый, как романтично! А какая она была? — оживленно расспрашивала она.
Чарльз колебался некоторое время, а потом решил, что из чувства справедливости по отношению к двум незнакомым американцам и из чувства признательности к тем, кому он был многим обязан, он кое-что расскажет присутствующим.
Он неохотно поведал весьма приглаженную версию своих приключений в Америке. Мисс Гротон слушала со все возрастающим волнением, а леди Бэбверс иногда протестовала:
— Чарльз, дорогой, как это грубо!
— О нет! — воскликнула мисс Гротон. — На мой взгляд, это лучше любого романа! Так вот откуда у вас шрам! Но мне кажется, она вела себя бесстыдно, осмелившись назваться вашей женой. Значит, она была рядом с вами все время, пока к вам не вернулась память? Да, она вела себя храбро, но все же ни одна благовоспитанная англичанка не позволила бы себе такого. И, право, отказаться уехать из города вместе со всеми жителями, а затем проделать одной весь этот путь по военным дорогам, — как неженственно! И вы считаете, что таковы все американки?
Не желая того, Чарльз рассердился. Он так и знал, что они не смогут понять всего своими ограниченными умишками! Вот почему он не хотел говорить об этом: с самого начала большинство слушателей довольно скептически отнеслись к его героической саге.
— Она ехала не одна, с ней была ее служанка и те бедняги, на спасении которых она настояла. Но она действительно отважная девушка. Ну, а что до бесстыдства… я последний, кто стал бы ее в этом обвинять. Ведь будь она чуть более привержена условностям, я, без сомнения, не стоял бы сейчас здесь с вами. И я очень сомневаюсь, что все американские женщины на нее похожи. Она… редкая, необыкновенная женщина.
— Боже правый! — Мисс Гротон пожирала его любопытным взглядом. — Вы что-нибудь слышали о ней с тех пор?
— Нет, — с сожалением ответил Чарльз. — Я написал ей по возвращении, но не получил ответа. Обстоятельства сложились так, что мы расстались, боюсь, довольно поспешно, как только я проводил ее до Аннаполиса. Не забывайте, ко мне тогда только что вернулась память или, по крайней мере, изрядная часть ее. Но до сих пор есть провалы… не знаю, заполнятся ли они когда-нибудь? Меня в любую минуту могли
