— Здесь? Ты же знаешь, я его не слишком радушно принимаю. И он знает об этом.
— Я только спросила, не видел ли ты его.
— Нет, не видел. И надеюсь, что не увижу, — резко бросил он. — Держи его подальше от меня, Рисси.
— Да, папа, — вздохнула Шерис. Она покинула кабинет и направилась к кухне.
'Бесполезный лентяй» — так отец называл Чарли, и еще «бродяга». Шерис не думала, что Чарли станет так много значить для нее, когда нашла его, избитого, окровавленного, и выходила.
Шерис вошла на кухню не в самый удачный момент. До нее донесся тихий плач, затем громкие причитания. Когда она открыла дверь, повар немедленно вернулся к своим котелкам. Дженни, спустившаяся в кухню выпить чашку чая, сделала последний глоток и, проскочив мимо хозяйки, побежала наверх. Помощник повара стал яростно чистить картошку.
Двое стояли у стола: миссис Этертон, экономка Хэммондов, и новая горничная с нижнего этажа, которую Шерис видела только раз. И это маленькое создание громко плакало. На полу валялась разбитая чашка из голубого кобальтового сервиза, привезенного матерью Шерис из Франции. Это была одна из восьми чашек, которые Шерис приказала упаковать, чтобы взять с собой в новый дом. Бесценное сокровище, которое она намеревалась когда-нибудь передать своим детям. Шерис любила этот сервиз, его сложный узор и тонкие золотые ободки.
Она наклонилась, чтобы собрать осколки, ощущая боль в сердце. Остальные семь чашек стояли на стойке, рядом с коробкой. Шерис вздохнула. Если бы она не решила взять их в свой новый дом, они все целые и невредимые стояли бы в шкафу в столовой!
Увидев выражение ее лица, горничная снова принялась причитать;
— Я не хотела, мисс! Это вышло случайно, клянусь. Не позволяйте ей отсылать меня.
Шерис вгляделась в суровое лицо миссис Этертон.
— Я уволила ее, мисс Хэммонд, — пояснила экономка. — Мне следовало сделать это раньше. Эта девушка мечтает, ничего не делает да еще и бьет посуду.
— Если она часто бьет посуду, не следовало поручать ей упаковывать чашки, — ответила Шерис.
Миссис Этертон вспыхнула, а горничная быстро заговорила:
— О, мисс, упаковывать должна была Молли, но она последние три дня плохо себя чувствовала и попросила меня помочь.
— Значит, вы сами взяли это на себя?.. Примите мои извинения, миссис Этертон, — сказала Шерис.
Экономка, собрав все свое достоинство, кивнула. Горничная обратила удрученный взор сначала на экономку, затем на хозяйку.
— Дайте мне еще одну возможность, мисс! Клянусь, я стану работать лучше. Я не могу вернуться назад в Файв-Пойнтс. Пожалуйста, не отсылайте меня назад!
— Файв-Пойнтс? — Миссис Этертон внезапно пришла в ярость. — Ты сказала мне, что приехала с фермы, находящейся на севере штата. Значит, ты солгала?
— Вы ни за что не наняли бы меня, если бы узнали, что я из Файв-Пойнтс!
Шерис слушала с отвращением. Она не могла винить убитую горем бедную девушку. Сама она никогда не бывала даже рядом с Файв-Пойнтс, но знала, что в этой части Манхэттена находятся самые отвратительные трущобы, в том числе печально известный старый пивоваренный завод. Люди там ютились в ветхих, грязных лачугах. Ежегодная статистика убийств, грабежей и других преступлений ошеломляла. Никто чужой не чувствовал себя в безопасности на этих улицах. Подумать только: бедное дитя, которому, очевидно, не больше пятнадцати, выросло в той среде и отчаянно пытается вырваться оттуда!
— Вы предоставите ей еще один шанс, миссис Этертон? — импульсивно сказала Шерис. Лицо экономки вспыхнуло.
— Но, мисс…
— Каждый человек заслуживает большего, чем один шанс, — твердо заявила Шерис. — Только постарайтесь быть аккуратнее в будущем.
— О, благодарю вас, мисс!
— А теперь… кто-нибудь из вас видел Чарли? — спросила Шерис.
— В кладовке, мисс, — сообщил повар.
— Конечно, в кладовке, — сказала Шерис. Да, там он и лежал, на прохладном кафеле, рядом с кусочком украденного цыпленка. Не сказав больше ни слова, Шерис покинула кухню вместе с Чарли. Длинношерстный кот уютно устроился на руках хозяйки.
Глава 2
Стефани отложила письмо, которое только что прочла вслух, и с вызовом посмотрела на свою ближайшую подругу Труди Бейкер — Теперь ты видишь, что я не выдумывала, когда сказала, что выхожу замуж. В этом месяце я стану миссис Лукас Холт.
Они устроились в спальне Стефани, типично женской комнате, с белыми занавесками на окнах, бледно- лиловыми обоями, бело-розовым пологом над кроватью и такой же скатертью на столе. Небольшой диванчик, на котором сидела Труди, был обит розовой парчой, гармонировавшей с ее дневным платьем. Внешне девушки были похожи: почти одного роста, с одинаковым цветом волос. Только глаза у Труди были зеленые, и родилась она на шесть месяцев раньше, что, по ее мнению, имело большое значение. А по характеру Труди была более энергичная и смелая. Видимо, поэтому она не могла смириться со сложившейся ситуацией.
Если бы она не видела собственными глазами билеты на поезд, ей бы все еще казалось, что лучшая подруга дурачит ее.
— Ну?
Труди попыталась сформулировать вопрос, казавшийся ей самым важным.
— Знаешь, возможно, он некрасив. Может, он настолько безобразен, что все женщины отвергли его. Вот почему ему пришлось искать невесту по объявлению.
— Глупости, Труди. Бывает и наоборот — он не может найти достаточно хорошенькую девушку, которая бы понравилась ему.
— Ты выдаешь желаемое за действительное, Стеф! Ты послала ему фотографию, но почему не попросила его сделать то же самое?
Стефани закусила губу.
— Я просила, — призналась она. — Но он не прислал и никак это не объяснил.
— Вот видишь! Он старый и безобразный и понимает, что ты не приедешь, если увидишь его.
— Может, у него просто нет фотографии.
— Стеф, почему ты не хочешь признать, что совершаешь опрометчивый поступок? — Лицо Стефани приняло еще более упрямое выражение, и Труди поспешно продолжила:
— Почему именно он? Есть по крайней мере дюжина мужчин, которые охотно женились бы на тебе, и выглядят они вполне прилично. Ты не должна ехать только потому, что Лукас Холт прислал билеты и ждет тебя. Отошли билеты назад. Чем это тебе грозит?
Стефани выглядела несчастной.
— Ты не понимаешь, Труди. Единственный мужчина, который мне нужен, женится на моей сестре. Я должна уехать. Свадьба Шерис на следующей неделе, и я не намерена присутствовать на ней.
— Значит, ты убегаешь. Стефани отвела взгляд.
— Если ты предпочитаешь выразиться таким образом — да, я убегаю.
Труди нахмурилась:
— И не важно, что ты, возможно, будешь несчастна всю оставшуюся жизнь?
— Я покорилась судьбе, — вздохнула Стефани.
— А ты хоть что-нибудь пыталась предпринять, чтобы изменить существующее положение вещей? Ты говорила с отцом? Рассказала сестре? Кто-нибудь, кроме меня, знает об этом?
— Нет, нет и нет. Это ничего бы не изменило, только унизило бы меня еще больше. Отец не принимает меня всерьез. Он все еще считает меня ребенком. И мне невыносима мысль, что Шерис узнает. Я не хочу, чтобы она жалела меня.
— Она же твоя сестра, а не враг. Она любит тебя и, возможно, сумеет помочь.
— Она ничего не сможет сделать.
