Усилием воли она удержалась, чтобы не выдать свой настоящий возраст.
— Тебе всего лишь тридцать пять. Совершенно незачем считать себя этаким Мафусаилом.
— Благодарю, — хмуро отозвался он. — Но возраст — далеко не всегда лишь число прожитых лет. Иногда я ощущаю себя таким утомленным и старым, что, кажется, никогда уже не смогу наслаждаться жизнью. А уж если к мужчине приходят такие ощущения и мысли, то остаются три пути, работать до изнеможения, пить до бесчувствия или… — Он умолк в нерешительности. — Или влюбиться в девушку, еще способную испытывать радость жизни. — Он вскочил, резко отодвинув шезлонг. — Вся проблема в том, Джейн, что первые два пути мне не подходят. Даже если б я и хотел работать — больше не могу. Уже получил настоятельные рекомендации полностью отключиться на несколько месяцев, не говорить и даже не думать о делах и не заглядывать в эти чертовы газеты! Что же касается пьянства, тем более беспробудного, — он пожал плечами, — то я к нему не склонен. Так что остается только третий путь.
Джейн внимательно вглядывалась, но не находила в его лице ни малейшего признака нежности, только злость на то, что оказался в таком положении. Если и остались в мире мужчины, сознательно стремящиеся не зависеть от собственных эмоций, то Стефен Дрейк, безусловно, относился к их числу. Она же каким-то загадочным образом, сама того не желая, сумела проникнуть за стену, возведенную им между собой и внешним миром, и теперь он ненавидел за это и ее, и себя. Душу охватили волнение и трепет, ладони стали влажными. Джейн не знала, что и сказать, но интуитивно понимала — лучше всего ничего не говорить.
— Иди сюда, Стефен, садись. — Голос был спокоен и сдержан, словно они говорили о погоде. — Вид у тебя усталый, и лучше не стоять на солнце.
Он снова опустился в шезлонг и прикрыл глаза. На щеке подрагивала мышца, а лицо под загаром сильно побледнело. Врачи, без сомнения, были правы, порекомендовав ему отдохнуть, поскольку после такого объяснения он выглядел совершенно обессиленным. Очень хотелось протянуть руку и дотронуться до него, но нельзя — такой жест может оказаться неприятным. Опасение и счастье боролись в душе, а потребность сказать правду была так велика, что Джейн не выдержала:
— Стефен, я…
— Простите, это не вы — мисс Белтон?
Она резко повернулась и увидела стюарда с сине-белым конвертом.
— Да, я Джейни Белтон.
— Вам телеграмма, мисс. Отдав конверт, стюард ушел, а Джейн торопливо вскрыла конверт и прочла:
'ПРИЯТЕЛЬ ПРИХОДИЛ В СОЗНАНИЕ ВСЕГО НА НЕСКОЛЬКО МИНУТ НО БОЛЬШЕ НИЧЕГО НЕ СКАЗАЛ ТЧК УЗНАЛИ ИСКОМАЯ ЛИЧНОСТЬ КУПИЛА БИЛЕТ В ПОСЛЕДНИЙ МОМЕНТ ТЧК ПОИЩИ ИМЯ В СПИСКЕ ПАССАЖИРОВ ТЧК ЛЮБЯЩИЙ ПАПА СЕДРИК'
Джейн скомкала телеграмму и, подойдя к борту, швырнула в воду, глядя, как сине-белый комочек ныряет в волнах.
'Поищи в списке пассажиров'. Но в этом не было необходимости, она и так знала человека, решившего отправиться в круиз в последний момент. Не только знала, но и любила. Она обернулась и посмотрела на того, кто отдыхал в нескольких ярдах от нее. 'Нет, — прошептала с отчаянием, — только не Стефен'.
Нетвердыми шагами Джейн вернулась к шезлонгу и села. Нет, невозможно. Какая ему нужда красть 'Лоренц', да и вообще принимать участие в грабежах? Вряд ли из-за недостатка в деньгах. А тогда зачем? Невольно на ум пришли слова, сказанные им еще в начале знакомства: 'Единственное, что делает жизнь мало-мальски стоящей вещью, — это опасность, понимание, что ты — один против всех, что одна оплошность — и потеряешь все'.
Так мог ли Стефен, пресыщенный властью, осознающий, что ему нет равных, решиться пощекотать нервы борьбой со Скотланд-Ярдом? Мысль была так нелепа, что Джейн тут же отбросила се. Чего только не нафантазируешь из-за любви. Стефен сел на теплоход в последнюю минуту только потому, что совершенно не хотел ехать. И нет за этим никаких преступных доводов или тайных мотивов, кроме нежелания бездельничать несколько долгих недель. Судя по тому, как он тут лежит, бледный и обессиленный, то, и в самом деле, он мог бы серьезно заболеть, если б не подчинился требованию врачей. Властвовать в целой газетной империи — слишком тяжелая задача для человека, сознающего свое одиночество, даже если в этом одиночестве он виноват сам.
Она устремилась было мыслями в будущее, но тут же одернула себя. Не следует заглядывать далеко, и Джейн, всегда подтрунивавшая над Мэгги, утверждавшей, что предпочитает жить сегодняшним днем, и вообще, данным моментом, решила вдруг поступить так же и наслаждаться, сколько судьба отпустит, радостью быть рядом с мужчиной, от одного только взгляда которого, вся сила и воля улетучивались, как дым.
Стефен заворочался.
— Должно быть, я заснул. Прости, Джейн.
— Все нормально. Не стоит беспокоиться по таким пустякам. Тебе это вредно.
— Ты говоришь в точности, как мои врачи! — рассмеялся он. — Надеюсь, не начнешь хлопотать и суетиться вокруг меня?
— Еще чего! Ты уже достаточно взрослый, чтобы самому заботиться о себе.
— А вот ты — нет. Удивительно, как это отец отпустил тебя одну. Хорошенькая девушка не должна выезжать никуда без какой-нибудь 'дуэньи'.
Вздрогнув, Джейн подумала, не просочились ли слухи о дружбе Джейни с Тедом Уиллсом.
— Не нужна мне никакая 'дуэнья'. Времена королевы Виктории кончились давным-давно! Как бы там ни было, но я привыкла полагаться на себя.
— Твоя мать умерла? — мягко спросил он.
— Да. — Джейн вспомнила свою мать и погрустнела. — Когда мне было четырнадцать лет. В таком возрасте плохо терять мать, особенно девочке.
— Терять мать плохо в любом возрасте, — заметил он. — У меня уж старость на носу, а я с ужасом думаю, что когда-нибудь все-таки потеряю свою мать. Кстати, она тебе понравится, Джейн. — Тон его неожиданно переменился. — Она у меня закоренелая бродяга по белу свету, и никогда не известно, где окажется через месяц.
— С удовольствием познакомлюсь с ней, — с живостью откликнулась Джейн.
— Я договорюсь, когда вернемся. Надеюсь, ты останешься на судне до конца круиза?
— Ну да. А что, разве кто-нибудь собирается сходить?
— Некоторые намерены остаться в Афинах. Я тоже было хотел, но теперь совсем не уверен в этом.
По его лицу снова пробежала тень, и снова Джейн ничего не сказала. Любовь к ней Стефена — это счастливая случайность, дар судьбы, но чтобы заставить его понять и принять истину, понадобится весь опыт и бездна женской хитрости.
Джейн поднялась.
— Пойду переоденусь. Скоро обед.
— Может, встретимся в баре и выпьем по бокалу?
— Вот это да, никак ты считаешь меня достаточно взрослой, чтобы пить не только апельсиновый сок?
— Учитывая проявленную тобой мудрость в отношении меня, — ворчливо отозвался он, — я намерен позволить тебе перно [12]!
Входя в каюту и переодеваясь в изумрудно-зеленое открытое платье, Джейн продолжала улыбаться. Глянула в зеркало: лицо слегка блестит, но это ничего, а вот губы надо оживить коралловой помадой, в тон маникюру. 'Да, а ручки-то у меня совсем не такие, какие должны быть у богатой наследницы, — пальцы отнюдь не аристократические, ногти короткие от постоянной работы на машинке', — досадливо поморщилась Джейн, закрывая дверь.
Бар находился на верхней палубе, рядом с рестораном. Одна переборка была полностью стеклянной и открывала чудесный вид. Сидишь на обитых алой и оранжевой кожей высоких табуретах, а впечатление будто прямо на волне. Когда Джейн вошла, все места, как обычно, оказались заняты, и было уже шумно. Высмотрев Стефена, она с неудовольствием заметила рядом Колина и Клер, но направилась к ним.
