— Утверждение Роджера, во-первых, обидно, а во-вторых, совершенно неверно. Как будто мы, женщины, не в состоянии отличать явную корыстную лесть от беспристрастного суждения о женских достоинствах вообще. Для нас важны не слова, а сам человек, его характер.
— Согласен, и тем не менее приятные слова способствуют дружбе.
— Иногда. Однако настоящая дружба требует кое-чего большего, не только пустых комплиментов.
— А как вы понимаете настоящую дружбу… между людьми противоположного пола?
Изабелла слегка покраснела.
— Это легче понять, чем объяснить.
— Да, дружба требует такта, причем такта не рассудочного. Скорее, очень тонкого, деликатного инстинкта.
— Да. Вот поэтому я очень рада, что вы стали моим другом, мистер Джадж… ибо совершенно уверена: вы обладаете подобным…
— Разве ничего нельзя изменить?
— Ничего не поделаешь. Мы уезжаем в самое ближайшее время, а общих знакомых у нас нет. А поэтому вряд ли увидимся снова.
— Другими словами, мисс Ломент, — извините, я должен поставить все точки над «i» — плата за продолжение нашей дружбы — Ранхилл? Я правильно вас понял?
— Это вы, а не я пришли к такому выводу. Весьма лестно — до сих пор не допускала и мысли, что знакомство со мной для вас, возможно, дороже поместья. Да, я, по-видимому, настоящая эгоистка.
— Не говорите так, мисс Ломент. Сфера чувств сложна — все далеко не однозначно. Прошу вас, давайте пока не вторгаться туда… В одном поверьте мне: я безусловно
— О, оставим это… — сказала Изабелла. — Позвольте, помогу нести корзину.
Они подошли к углу дома, где, не зная, куда идти дальше, поджидали Роджер и Бланш; их корзина стояла на земле.
— Куда же теперь? — спросила Бланш.
— Давайте поменяемся, — предложила Изабелла. — Мужчины возьмут большую корзину, а мы — все остальное. Я понесу маленькую, а ты, Бланш, — коврик.
Нагибаясь за корзиной, Роджер простонал:
— Ох, только не говорите, что еще далеко!
— Около двух сотен ярдов, — успокоил его Джадж. — Идем вниз, вон за то поле.
Рассматривая дом, Изабелла показала на фронтон и спросила:
— Не там ли окно «Восточной комнаты», мистер Джадж?
— Там. А почему оно вас интересует?
Изабелла уже собиралась ответить, когда вмешалась Бланш:
— А дом-то, оказывается, четырехэтажный. Ты говорила о трех этажах, Белла.
— Дом трехэтажный.
— Но здесь четыре, дорогая!
— Три, — подтвердили мужчины. — Пересчитайте снова.
Бланш пересчитала: получилось три. Она со смехом признала свою ошибку и тут же позабыла этот маленький инцидент. Изабелла взглянула на Джаджа: задумчиво потирая подбородок, он смотрел на дом.
Спускаясь по крутому скату газона, который ниже выравнивался и переходил в поле, все молчали. Джадж и Роджер шли впереди.
— Тебе действительно показалось, что дом четырехэтажный? — как бы невзначай спросила Изабелла.
— Да, а что?
— Ничего — просто так спросила.
— Почему ты так интересуешься этим домом? Наверняка уж не только из-за тети?
Изабелла засмеялась.
— С годами ты становишься все более подозрительной. А из-за чего еще? Не за себя же я беспокоюсь: если мне и придется тут пожить, то очень недолго. Хотя, признаться, мне здесь нравится: старина, дом, сад и все остальное…
— Ты уже уговорила Джаджа?
— Еще нет.
— Только не заставляй бедного Маршела слишком ревновать, остальное — ерунда.
— Не говори глупостей. Ты прекрасно знаешь, зачем я стараюсь. Неужели думаешь, я потеряла всякое самоуважение?
— Да нет, все в порядке. Только помни, мужчины — очень странные существа: иные воспламеняются весьма быстро.
Спустившись, они перебрались через низенькую изгородь и оказались в поле, которое также спускалось под уклон, но плавно, едва заметно. Поле, остававшееся под паром, с трех сторон окаймляли шеренги вязов, а с четвертой — куда они шли — начинался покатый лесной склон. Припекало солнце, и немного надоедали мухи. Роджер на секунду обернулся и указал дамам на запоздалых ласточек.
— Почему ты считаешь его именно таким человеком? — поинтересовалась Изабелла.
— О, дорогая, пару раз я заметила, он смотрит на тебя очень странно. Мужчины есть мужчины — их не переделать. Он, разумеется, в курсе, что ты помолвлена?
— Дорогая Бланш!..
— Хорошо, умолкаю. Тебе лучше знать. Только веди себя очень и очень осмотрительно.
До самого конца поля Изабелла возмущенно молчала. Мужчины шли быстрее и время от времени оглядывались, как бы протестуя против слишком неспешного и ленивого шага их спутниц.
— По-моему, Бланш, я не прошу особого одолжения. Раз он не собирается здесь жить, почему бы не уступить дом? Тетя заплатит, сколько он запросит.
— Джадж, несомненно, прекрасно разбирается в купле-продаже, — загадочно изрекла Бланш.
Они наконец подошли к выбравшим место и ожидавшим мужчинам.
На траве расстелили коврик и распаковали корзины. Пока Роджер разделывал фазанов и откупоривал рейнвейн, дамы изящно раскладывали пирожные и фрукты, чему по мере сил способствовал Джадж. Они расположились прямо в поле, на солнце, у романтического ручейка, за которым темнел лес. Совсем узенький, всего в дюйм глубиной, ручей был настолько красив, а струящаяся по гальке кристально чистая вода так мелодично журчала, что Изабелла постепенно успокоилась. Склон, которым они спустились, загораживал дом.
— В духе Омара Хайяма — кто-кто, а он умел это оценить, — энергично расправляясь со своим куском фазана, произнес Роджер. — Только вместо прокисшего сиропа у нас три бутылки отменного вина, вместо ломтя хлеба — дичь, и вместо одной «подружки» — две. Не могли бы вы написать на эту тему стихи, Джадж?
— Я категорически против такого отношения к дамам, — холодно возразила Изабелла. — Те времена навсегда миновали: давно уже мужчины существуют для нас, а не мы для них.
— Превосходно! Совершенно согласен. Рад буду способствовать процветанию прелестного женского рая. Кого выбираешь — меня или Джаджа?
— Роджер — зануда-историк, мистер Джадж, он проводит свою жизнь в пыльных читальнях Британского музея.
— Тем больше для меня оправданий, дорогая, — возразил Роджер. — Когда слишком долго роешься в книгах и забиваешь голову всеми этими королями, политиками и героями, собственная природа начинает бунтовать и требует чего-нибудь простого и человечного. Идеалом становятся простушка Джейн и красотка Мюриель.
— Кто же из нас простушка Джейн? — сухо спросила Изабелла.
— Простушка Джейн — «наивное дитя», а красотка Мюриель — «кокетливая чертовка». Сами решите,
