Тем временем Тайдомин подошла к самой пропасти и положила тело Кримтифона у края. Через минуту- другую Маскалл присоединился к ней; подойдя к краю, он тут же лег на живот, чтобы посмотреть на огненное озеро. Шквал горячего, удушающего воздуха ударил ему в лицо, он закашлялся, но не встал, пока вдоволь не насмотрелся на огромное море зеленой жидкой лавы, колышащейся и кружащей внизу, совсем недалеко.
Снизу донесся слабый звук ударов барабана. Маскалл напряженно вслушивался, и сердце его забилось учащенно, и мрачная тревога покинула его душу. Весь этот мир и происходящее в нем казалось в этот момент ФАЛЬШИВЫМ и лишенным смысла…
Он рассеянно поднялся на ноги. Тайдомин что-то говорила своему мертвому мужу. Она не отводила взгляда от отвратительного, цвета слоновой кости лица, играла фиолетовыми волосами. Заметив Маскалла, она торопливо поцеловала поблекшие губы и встала с колен. Подняв труп всеми тремя руками, она шатаясь подошла к самому краю пропасти, и секунду поколебавшись, уронила его в лаву. Он тут же беззвучно исчез; донесся лишь металлический всплеск. Таковы были похороны Кримтифона.
– Теперь я готова, Маскалл.
Он не ответил, а смотрел мимо. Позади нее, неподалеку, стояла еще одна фигура, прямо и скорбно. Это была Джойвинд. Лицо ее осунулось, взгляд обвинял. Маскалл понял, что это фантом, что настоящая Джойвинд находится за много миль отсюда, в Пулиндреде.
– Обернись, Тайдомин, – холодно сказал он, – и скажи мне, что ты видишь позади.
– Я ничего не вижу, – ответила она, оборачиваясь.
– А я вижу Джойвинд.
Он еще не кончил говорить, как признак исчез. Так хочет ОНА.
Женщина задумчиво провела пальцем по подбородку.
– Вот не ожидала, что когда-нибудь буду обязана жизнью кому-то из женщин, но так тому и быть. А что с тобой случилось в моей пещере?
– Я действительно видел Крэга.
– Да, должно быть произошло какое-то чудо. – Вдруг ее передернуло. – Давай уйдем с этого ужасного места. Я никогда больше не приду сюда.
– Да, – сказал Маскалл, – оно пахнет мертвецами и смертью. Но куда мы пойдем – что будем делать? Отведи меня в Сант. Я должен покинуть эту адскую землю.
Она не тронулась с места, глядя в одну точку бессмысленными пустыми глазами. Затем вдруг с горечью усмехнулась.
– Наше совместное путешествие получается своеобразным. Но чем быть одной, я лучше пойду с тобой – однако, ты знаешь, едва моя нога ступит в Сант, меня убьют.
– По крайней мере проводи меня. Я хочу попасть туда до ночи. Это возможно?
– Если ты хочешь рискнуть против природы. А впрочем, почему бы не рискнуть сегодня. Тебе везет. Но когда-нибудь она покинет тебя – твоя удача.
– Пошли, – сказал Маскалл. – Той удачей, что я имел до сих пор, хвастаться не приходится.
Когда они пустились в путь, блодсомбр уже закончился, день перевалил за полдень, но жара казалась более удушающей, чем когда-либо. Они не пытались найти предлога для беседы; оба были погружены в свои собственные тягостные мысли. Местность понижалась во все стороны от Дискурна, лишь по направлению к Санту она плавно неуклонно поднималась. Темное отдаленное плато по-прежнему возвышалось над местностью, и после часа ходьбы они, казалось, нисколько не приблизились к нему. Воздух казался спертым и застоявшимся.
Постепенно внимание Маскалла привлек вертикально стоящий предмет, явно работа человека. Это был ровный ствол дерева, еще с корой, закрепленный в каменистой почве. Из верхнего конца торчали три ветви, направленные вверх под острым углом. Эти ветви были лишены мелких сучьев и листьев, а подойдя ближе, Маскалл увидел, что они прикреплены искусственно, на равном расстоянии друг от друга.
Он разглядывал этот предмет, и вдруг ему показалось, что его охватил странный порыв самоуверенного тщеславия и самонадеянности, но настолько кратковременный, что он ни в чем не был уверен.
– Что это может быть, Тайдомин?
– Это Трезубец Хейтора.
– А для чего он?
– Это ориентир на пути в Сант. Хейтор основал Сант много тысяч лет назад. Он заложил принципы, по которым они все живут, а этот трезубец его символ. Когда я была маленькой, отец рассказывал мне эти легенды, но я большинство из них забыла.
Маскалл внимательно осмотрел трезубец.
– Он как-нибудь действует на тебя?
– А с какой бы стати, – сказала она, презрительно опуская губу. – Я всего лишь женщина, а эти обряды мужские.
– Какая-то радость охватила меня, – сказал Маскалл, – но возможно, я ошибаюсь.
Они пошли дальше. Характер местности понемногу изменился. Участки твердой земли становились более обширными, расщелины стали уже и встречались реже. Теперь не случалось провалов и подъемов. Странная природа Ифдон-Мареста, похоже, уступала место иному порядку вещей.
Позже им встретилась стая, состоявшая из кусочков бледно-голубого желе, парящих в воздухе. Это были миниатюрные животные. Тайдомин поймала один кусочек и начала есть его как едят сорванный с дерева сочный персик. Маскалл, ничего не евший с самого утра, не замедлил последовать ее примеру. Сразу же какая-то электрическая энергия наполнила его тело, мышцы восстановили упругость, сердце начало биться тяжелыми, сильными, неторопливыми ударами.
