споров.
Люси моментально насторожилась. Она отнюдь не была бессловесным, покорным чужой воле созданием и всегда расценивала брак как равноправное партнерство. Если Синди не ошибается в отношении Пола, то им предстоит пережить немало ссор. Она, однако, тут же устыдилась своих мыслей, вспомнив, как трепетно он ее обнимал и какие нежные слова при этом произносил. Нет, человек, которого знает Синди, совсем не похож на того, кто так трогательно признался ей в любви.
Теперь, когда ее будущее так счастливо устроилось, Люси, будь ее воля, держала бы их помолвку в секрете сколь возможно долго, так как понимала, что, как только новости просочатся в прессу, спокойная жизнь закончится. Но Пол настаивал на том, чтобы при первой возможности придать их союз огласке.
– Такие вещи рано или поздно становятся известны, и мне совершенно не хочется, чтобы наши имена упоминались в отделе светской хроники.
– Я не могу этого сделать. – Он вдруг неожиданно превратился в того холодно-вежливого человека, каким он был при их первой встрече. – Ты должна позволить мне заботиться о тебе так, как я считаю нужным.
Раздражение боролось с чувством юмора, и юмор победил.
– Очень хорошо. Я сейчас пойду и куплю себе цепь. Вот тогда ты будешь настоящим хозяином!
– Ах ты, вредная девчонка! Ты нарочно делаешь из меня тирана.
Она ничего не ответила, и он со вздохом сказал:
– У тебя ангельское личико, Люси. И я все время забываю, что ты такая же упрямая, как и я.
– Ты бы предпочел, чтобы я была безвольной куклой?
– Конечно нет! Я бы умер со скуки. – Он дернул ее за волосы. – Ладно, дорогая, я не буду изображать из себя супруга-повелителя и позволю тебе самой заботиться о себе, насколько это возможно.
Хоть это была лишь частичная победа, она, тем не менее, осталась очень довольна, зная, что теперь он сто раз подумает, прежде чем использовать свое влияние способом, идущим вразрез с ее принципами.
Реакция, которую вызвало опубликованное в «Тайме» весьма сдержанное объявление об их помолвке, превзошла самые худшие опасения Люси.
На них обрушился шквал телеграмм и цветов от людей, чьи имена были известны ей лишь из колонок светской хроники, а Чартерс осаждали толпы репортеров и фотографов.
– Они когда-нибудь оставят нас в покое? – спросила она как-то воскресным днем, после того, как в кустах обнаружили очередного не в меру настойчивого фотографа.
– Не раньше чем мы поженимся, – ответил Пол, – а потом это будет повторяться каждый раз, когда мое имя мелькнет в связи с какой-нибудь сделкой.
– Хотела бы я, чтобы ты был обычным человеком. Твои деньги и положение приводят меня в ужас.
– А я как раз только начинаю получать от них удовольствие. Тратить их на тебя – что может быть лучше? Жаль только, ты не позволяешь мне дать тебе все, что мне хочется.
– Мне и так уже достаточно. – И она посмотрела на огромный, в целых двенадцать карат, изумруд, оттягивающий ее безымянный палец. – Это кольцо так великолепно, что я боюсь его носить.
– Ты скоро станешь женой очень богатого человека, – нетерпеливо сказал он. – И нет ничего слишком великолепного для тебя. Ты должна прекратить стесняться того, что теперь у тебя есть деньги.
– Я не стесняюсь.
– Тогда почему ты не носишь манто, которое я подарил тебе на прошлой неделе?
Она улыбнулась:
– Шиншилла это не то, что «Вог» рекомендует носить во время прогулок по сельским дорогам.
– Допустим, – согласился он. – Но, по крайней мере, доставь мне удовольствие и надень его, когда поедешь завтра в Лондон.
– А мне обязательно ехать? – спросила она. – Почему Барри не может сфотографировать меня здесь?
– В студии у него получится лучше. Я хочу иметь твой хороший портрет, Люси. Я разошлю его во все газеты по всему миру. – Пол сжал се руку. – Ты ведь поедешь со мной завтра?
– Я сделаю все, чтобы доставить вам удовольствие, милорд.
– И даже наденешь манто?
– Конечно. С этого момента оно станет моей второй кожей!
Когда на следующее утро Люси переступила порог фотостудии Барри, тот даже присвистнул от восхищения, и она порадовалась, что послушалась Пола и надела манто. Конечно, он был прав. Глупо не носить красивые вещи, если они у тебя есть.
– Вы выглядите восхитительно, Люси. Она погладила шелковистый мех.
– В шиншилловом манто любая женщина будет выглядеть восхитительно.
– Глупости. Большинство женщин выглядели бы в нем так, будто это оно их надело! – Барри повернулся, чтобы установить дуговую лампу. – Нет необходимости спрашивать, счастливы ли вы. Ваши глаза сверкают, как эти лампы.
– Я никогда не мечтала о таком счастье, – призналась она. – Иногда оно меня даже пугает.
Барри помог ей снять манто и бросил его на спинку дивана. Затем он поманил ее в дальний конец огромной комнаты.
Там он усадил ее на бархатный стул и начал устанавливать вокруг нее целую батарею ламп.
– Пол очень изменился после вашей помолвки. Такое впечатление, что за одну ночь он помолодел лет на десять.
В его голосе звучала нежность.
– Вы ведь всегда будете ему другом, правда? Он выглядел таким удивленным, что ей пришлось объясниться:
– Я хотела сказать, что иногда с женитьбой приходит конец дружбе. А я бы этого очень не хотела. Вы единственный человек, которому Пол доверяет.
– Не беспокойтесь, – сказал Барри серьезно. – Я всегда буду поблизости, хотя Пол и увел вас прямо у меня из-под носа.
Хотя Люси и не была вполне уверена в том, что он шутит, она решила вести себя так, будто дело обстоит именно так.
– Только не надо изображать из себя отвергнутого влюбленного. Вы всегда видели во мне модель, а не жену.
– Модель жены! А теперь хватит крутить головой и сидите тихо, как полагается хорошей девочке.
Барри приладил еще одну лампу и принялся рассказывать о своем последнем задании: один американский журнал заказал ему серию фотографий европейских столиц.
– Это уже тысячу раз делали до меня, – сказал он, – но я подошел к делу под другим углом зрения.
– Уверена, что вы добьетесь успеха. Хотела бы я сказать то же самое о Мюррее.
– Как у него дела?
– Он написал массу картин, но никак не может добиться, чтобы их выставили в галерее. Его работы слишком авангардные.
– Пол говорит, что его работы никуда не годятся. – Барри щелкнул затвором объектива. – Я всегда считал, что, если бы картины Мюррея были стоящими, Пол первым бы поддержал его. В свое время он был покровителем многих художников.
– Он позволил Мюррею занять одну из комнат под студию. Тому было очень сложно работать в коттедже, поскольку там недостаточно освещения.
– Полагаю, это ваших рук дело?
– Да. Но сейчас я об этом жалею.
– Почему? В чем дело?
– Не знаю. Просто ощущение.
– Давайте расскажите дядюшке Барри.
– Нечего рассказывать. – Она сцепила пальцы. – Просто… я вот думаю, а что, если я ошиблась насчет него и прав был Пол?
– Тут нечего и думать, – сухо сказал Барри. – Его выставят за дверь.
– С Синди или без?
