Я намерен сесть на хвост американскому кораблю через час.
Джорджина проигнорировала приказание своего брата Дрю идти немедленно в каюту. Он уже пообещал задать ей хорошую трепку. Говорил ли в нем в ту минуту гнев или он действительно собирался воспользоваться ремнем, Джорджина разбираться не стала.
Да, он и в самом деле был взбешен. Сначала она потрясла его своим появлением: обернувшись, он увидел сестру, которая стояла на палубе и улыбалась ему. А затем его охватила тревога: он решил, что произошла какая-то катастрофа, которая вынудила Джорджи отправиться за ним на Ямайку. Когда она заверила брата, что все живы и здоровы, облегчение сменилось раздражением. Он встряхнул ее за то, что она так напугала его, но затем тут же обнял, потому что и в самом деле испытал огромное облегчение оттого, что нет никаких дурных новостей, да и вообще был рад, что встретился с единственной и горячо любимой сестрой. И лишь после того, как Джорджина, как само собой разумеющееся, сообщила, что только что приплыла из Англии, Дрю стал кричать. А ведь из всех братьев он — после Томаса — был самым уравновешенным и спокойным.
Не в пример вспыльчивому Уоррену, которому лучше не перечить, или Бойду и Клинтону, которые порой были слишком серьезны, Дрю слыл в семье повесой, за которым постоянно увивались женщины. Поэтому он лучше остальных мог понять Джорджину, ее решение отправиться за Малкольмом. Однако вместо понимания она увидела лишь страшный гнев в его черных глазах. Если уж Дрю способен задать ей порку, то остается лишь гадать, чего можно ожидать от Клинтона и Уоррена, ее старших братьев, когда им все станет известно. Но в этот момент ее интересовало совсем другое.
Поскольку Джорджина была взволнована, она не сразу сообразила, что «Тритон» готовится к отплытию и уже отдал швартовы, пока Дрю продолжал бушевать. Она стояла у борта, водная полоса между «Тритоном» и «Девственницей Анной» все увеличивалась, а Джорджина смотрела на палубу шхуны, надеясь в последний раз увидеть Джеймса.
Она все-таки его увидела. Джеймс появился на палубе. Золотистые волосы его развевались на ветру. А эти широкие плечи — разве можно их спутать с плечами другого мужчины? Джорджина почувствовала ком в горле. Она молила Бога, чтобы Джеймс увидел ее. Конечно, расстояние было уже слишком большим, и не было надежды, что он услышит ее. Но она может по крайней мере помахать ему. Однако он не стал смотреть в сторону моря. Он сошел с судна и скрылся в толпе.
Господи, да ведь он даже не знает о том, что она уплыла. Считает, что она находится на «Девственнице Анне» и будет в каюте, когда он вернется. Кстати, ее пожитки остались там, в том числе и заветный перстень, подаренный ей отцом. Она не предполагала, что у нее даже не будет времени забрать свои вещи, да в тот момент и не думала о них. Ее мучило то, что она не смогла проститься с Джеймсом, сказать ему… что именно? Что она влюбилась в него.
Джорджина едва не рассмеялась. Вот уж поистине возлюби врага своего… Ненавистный англичанин, презираемый, надменный аристократ, и так проник ей в душу, до сих пор не отпускает. Глупо, что все это произошло. Но еще более глупо говорить ему об этом. Однажды ночью, когда его руки обнимали Джорджину и ей слышно было биение его сердца, она спросила, был ли он женат.
— Упаси Бог, нет! — в ужасе воскликнул он. — Я никогда не совершу подобной глупости.
— А почему? — поинтересовалась она.
— Потому что все женщины превращаются в вероломных шлюх, стоит им надеть обручальное кольцо на палец. He обижайся, любовь моя, но это, разрази меня гром, обстоит именно так.
Его слова напомнили ей об отношении брата Уоррена к женщинам.
— Прости… Я понимаю это так, что у тебя когда-то была любимая женщина, которая предала тебя. Но ты не должен обвинять в вероломстве всех женщин. Мой брат Уоррен думает о женщинах точно так же, как и ты, но он не прав.
— Мне очень не хотелось бы разочаровывать тебя, Джордж, но большой любви в моей жизни никогда не было. Я говорю о многих женщинах, о неверности которых знаю, потому что они были неверны мужьям со мной… Женитьба существует для идиотов, которые не могут придумать ничего лучшего.
Но уже тогда у нее было такое чувство, что до конца верить его ответу нельзя. Уоррен, тот и близко не подпускал к себе женщин, так что можно было поверить, когда он клялся и божился, что не женится. Когда-то ему нанесла обиду женщина, на которой он собирался жениться. Что касается Джеймса, то здесь дело обстоит иначе. Он сам сказал об этом. Он был неисправимый гуляка и повеса и нисколько этого не стыдился.
— Успокойся, девочка, парень не станет тебя бить, — сказал незаметно подошедший Мак. — Нет никаких причин плакать. Но тебе лучше сойти вниз, как распорядился Дрю. Дай ему время успокоиться, и тогда он сможет выслушать самое неприятное о нашем путешествии…
— Самое неприятное? — Джорджина бросила на Мака взгляд искоса, щеки ее вспыхнули. — Что вы имеете в виду?
— То, что мы вынуждены были работать, чтобы оплатить проезд.
— Ах, это! — фыркнула она, довольная тем, что может сейчас направить мысли в другое русло и что Мак причиной ее грусти считает гнев Дрю. — Я думала, сейчас он не способен спокойно воспринять наш рассказ. Да и какая необходимость говорить ему об этом?
— Как, ты собираешься лгать своему брату?
— Он грозился побить меня, Мак, — напомнила Джорджина. — А ведь это Дрю. Вы понимаете,
— Да-да, я понимаю тебя… Может, небольшая ложь и не повредит… Точнее, умолчание о том, что нас ограбили. Тебе еще предстоит встреча с другими братьями, а их реакция, боюсь, может быть еще более суровой.
— Спасибо, Мак. Вы были замечательны…
— Джорджина! — долетел громкий голос Дрю. — Я снимаю ремень.
Она повернулась, уверенная в том, что Дрю не собирается воплощать в жизнь свою угрозу, однако брат показывал всем своим грозным видом, что если она не исчезнет сию минуту, то порки ей не миновать. И тогда Джорджина пересекла отделяющее их расстояние и гневно сверкнула глазами на высокорослого — шесть футов и четыре дюйма! — капитана «Тритона».
— Ты бесчувственное животное, Дрю! Малкольм женился на другой женщине, а ты только и можешь, что вопить на меня! — и разразилась горючими слезами.
Мак зафыркал от негодования: ему не приходилось видеть, чтобы человек с такой быстротой забывал о своем гневе, как это случилось с Дрю Андерсоном.
Глава 27
Джорджина почувствовала себя несколько лучше и на предстоящую встречу с братьями стала смотреть с большим оптимизмом, после того как друг проявил трогательное сочувствие к ее горю. Разумеется, Дрю считал, что плачет она по Малкольму. Что касается Джорджины, то она не видела причины объяснять, что о Малкольме она вспоминала лишь тогда, когда произносилось его имя. Все ее мысли и чувства были сконцентрированы на другом человеке, имя которого прозвучало лишь тогда, когда разговор зашел о капитане судна, на котором она прибыла на Ямайку.
Джорджина чувствовала себя весьма неуютно оттого, что обманывала Дрю. Порой приходило желание рассказать брату правду. Но ей не хотелось, чтобы он опять злился на нее. Его гнев неприятно поразил ее. Дрю любил проказы, часто дразнил ее и всегда был готов ее приободрить. И неоднократно это делал. Сейчас же он не знал, что именно угнетает ее.
Когда-нибудь он узнает. И не только он — узнают все. Но с плохими новостями спешить не стоит, пусть рана немного заживет, пусть она вначале узнает, как прореагируют другие братья на то, что она в эту минуту считала мелочами по сравнению с тем, когда ей придется через месяц или два отвечать на вопрос: чей младенец испортил ей талию? Что сказал Джеймс о своем брате Джейсоне? Что он часто приходил в ярость? Что ж, у нее есть пятеро братьев, каждый из которых способен прийти в ярость.
Пока она еще не вполне могла определить, какие чувства испытывает в связи с открытием, которое сделала. Конечно, побаивалась. Была слегка озадачена. Немножко рада. Этого она не отрицала. Конечно, предстояла масса неприятностей, не говоря уж о неизбежном скандале. Тем не менее все можно выразить двумя словами: ребенок Джеймса. Остальное не имело значения. Конечно, это сумасшествие — решиться
