родить и воспитывать ребенка без мужа. Но у нее будет его ребенок, и она пойдет на это. Она слишком любила Джеймса.
Мысли о ребенке и окрепшая уверенность Джорджины в реальности его появления на свет улучшили ей настроение к тому времени, когда через три недели «Тритон» достиг пролива Лонг-Айленд. Показался Бриджпорт. Они вошли в речную гавань для океанских судов. Джорджина горела нетерпением побыстрее оказаться дома, тем более в самое любимое свое время года, когда еще не холодно и повсюду радуют глаз яркие осенние краски. Она была потрясена количеством кораблей «Скайларк лайн» в порту.
Дорога до дома — особняка из красного кирпича, который находился на окраине города — прошла спокойно. Дою сидел рядом с сестрой в карете, держал за руку, иногда пожимая ее, чтобы приободрить. Сейчас он был всецело на стороне Джорджины, и это должно помочь ей в момент встречи с другими братьями.
Наряд юнги, который частично был причиной чрезмерного гнева Дрю, исчез. Джорджина позаимствовала одежду на время путешествия у членов команды, а сейчас на ней было симпатичное платье, которое Дрю вез своей девушке в подарок. Теперь, очевидно, ему придется купить новое платье для своей живущей в соседнем порту пассии.
— Улыбайся, Джорджи. Пока что еще не конец света.
Джорджина искоса взглянула на брата. Похоже, он начинал находить комические моменты в сложившейся ситуации, с чем она никак не могла согласиться.
Но для него такое поведение было характерно. Он разительно отличался от других братьев. Дрю был единственный в семье, у кого глаза были настолько темные, что иначе как черными их не назовешь. Он был не похож на братьев и в том отношении, что, оказавшись сбитым с ног, мог тут же встать и разразиться смехом. Такое случалось нередко, когда он чем-либо досаждал Уоррену или Бойду. И в то же время Дрю и Уоррен внешне были удивительно похожи.
У обоих были каштановые с золотистым отливом волосы, чаще всего всклокоченные. Оба красивые, весьма внушительного роста. Правда, глаза у Дрю были черные как смоль, а у старшего брата — с зеленоватым отливом, как у Томаса. И если в Дрю дам привлекали мальчишеские манеры и обаятельная веселость, то в Уоррене их настораживали мрачноватый цинизм и импульсивность. Впрочем, только настораживали, но не отпугивали.
Без сомнения, Уоррен пользовался успехом у женщин, и Джорджина жалела каждую, кто попадал в его сети. А их было немало. По мнению женщин, в нем было нечто неотразимое. Сама Джорджина так не считала. Зато характер Уоррена она хорошо знала, потому что наблюдала его постоянно.
Реплика Дрю напомнила Джорджине о нраве Уоррена, и она заметила:
— Тебе хорошо говорить… Ты считаешь, что они станут выслушивать объяснения до того, как убьют меня? Я лично сомневаюсь.
— Ну, Клинтон не станет долго слушать, если обнаружит, что ты подхватила этот кошмарный английский акцент. Может, ты позволишь мне все объяснить?
— Это очень любезно с твоей стороны, Дрю, но если будет Уоррен…
— Понимаю, что ты имеешь в виду. — Он по-мальчишески улыбнулся, вспомнив, как прошлый раз Уоррен снимал с него стружку. — Будем надеяться, что он провел ночь в таверне и не сможет внести лепту в разговор, пока Клинтон не вынесет свой приговор. Тебе повезло, что Клинтон дома.
— Повезло?!
— Ш-ш-ш! — зашипел Дрю. — Мы приехали. Пусть они не знают до поры до времени о нашем возвращении.
— Кто-нибудь, должно быть, уже сообщил о том, что «Тритон» пришвартовался в порту.
— Да, но не о том, что ты была на борту «Тритона». Элемент неожиданности, Джорджи, поможет тебе объясниться с братьями.
Возможно, именно так бы и случилось, если бы в тот момент, когда Джорджина и Дрю вошли в кабинет, там вместе с Клинтоном и Уорреном не оказался еще и Бойд. Младший брат увидел ее первым и вскочил со стула. За то время, пока он обнимал сестру и забрасывал вопросами, на которые у нее не было времени ответить, два старших брата оправились от изумления и двинулись к ней. При этом их лица явно не предвещали ничего хорошего.
Джорджина не стала дожидаться их приближения. Она поспешила вырваться из объятий Бойда, подтолкнула его к Дрю, так что они оба оказались рядом, плечо к плечу, и благоразумно спряталась за ними.
Выглянув из-за плеча Бойда, что было весьма для нее непросто, ибо рост Бойда, как и Томаса, составлял шесть футов, Джорджина крикнула вначале Клинтону:
— Я могу все объяснить! — Затем, обернувшись к Уоррену: — Я в самом деле могу!
А когда они не остановились, а попытались обогнуть с обеих сторон построенную ею баррикаду, Джорджина протиснулась между Бондом и Дрю, бросилась к столу Клинтона и забежала за него, слишком поздно сообразив, что это вряд ли ее спасет. Ее побег только больше рассердил Клинтона и Уоррена. Однако в ней внезапно взыграл ее непокорный нрав, когда она увидела, что Дрю схватил Уоррена за плечо, пытаясь удержать брата, и сумел ловко уклониться от удара.
— Проклятие, вы оба несправедливы…
— Заткнись, Джорджи! — взревел Уоррен.
— He заткнусь! Я не стану отвечать тебе, Уоррен Андерсон, до тех пор, пока здесь Клинтон. Или ты сейчас остановишься, или… — она схватила тяжелую вазу с письменного стола, — или я запущу этим в тебя!
И Уоррен остановился — то ли в изумлении оттого, что сестра позволила ему возразить, чего не случалось никогда в жизни, то ли он решил, что она и в самом деле запустит в него вазой. Остановился и Клинтон. На их лицах изобразилось подобие тревоги.
— Поставь на место вазу, Джорджи, — тихо проговорил Клинтон. — Она слишком дорогая, чтобы тратить ее на голову Уоррена.
— Он, должно быть, так не считает, — возразила Джорджина.
— Почему же, — так же тихо произнес Уоррен, — считаю.
— Боже мой, Джорджи! — вмешался Бойд. — Ты бы знала, какой переполох ты здесь учинила! Выслушай Клинтона, ладно?
Дрю посмотрел на побелевшее лицо младшего брата, на две напряженные спины перед ним, на сестру, продолжавшую сжимать в руке вазу, о ценности которой сейчас упомянул Клинтон, и внезапно расхохотался.
— Ну ты ловко обтяпала дело, будь я проклят! — не без восхищения проговорил он между приступами смеха.
Джорджина едва удостоила его взглядом.
— Мне сейчас не до смеха, Дрю, — сказала она и затем добавила: — А что я такое сделала?
— Ты их связала по рукам и ногам. Уж теперь-то они точно тебя выслушают.
Джорджина перевела взгляд на старшего брата.
— Это правда, Клинтон?
До этого Клинтон размышлял, какой подход применить к сестре — суровое наказание или деликатное увещевание. Неожиданное вмешательство Дрю решило вопрос.
— Да, я готов выслушать, если ты…
— Никаких если, — оборвала она брата. — Да или нет?
— Черт побери, Джорджина! — взорвался Уоррен. — Дай мне по крайней мере эту…
— Заткнись, Уоррен, — зашипел Клинтон, — пока ты не напугал Джорджи и она не уронила вазу. — И затем повернул голову к сестре: — Ты, видно, Джорджи, не понимаешь, что натворила.
Но Джорджина не слушала брата — она смотрела в это время на вазу. У нее невольно вырвался вздох восхищения, ибо подобной красоты она никогда раньше не видела. Ваза была необыкновенно изящной: по белому стеклу золотом нанесены пейзажи в восточном стиле. Джорджина по достоинству оценила красоту своего оружия, и первым ее побуждением было поставить вазу на место, чтобы случайно не уронить и не разбить.
Джорджина совсем уж было поставила вазу на стол, но общий вздох облегчения, который она
