Как правило, в заброшенных домах можно найти много разных вещей, которые хозяева оставляют за ненадобностью. Первое, что бросается в глаза, это платяной шкаф. Надо же, древность какая: занимает собой четверть комнаты да еще вдобавок покрашен коричневой масляной краской. Посмотрим, что там внутри: так, половички, тюлевые занавески, которые расползаются от одного прикосновения, полная сумка аккуратно сложенных чулок в рубчик, наполовину распущенная кофта – нет, ничего подходящего. На вешалке мужское пальто, военная форма… А вот какие-то женские одежки, я их быстро перебираю и обнаруживаю темненькое платье старушечьего фасона. Ничего, сойдет, размер подошел, остальное сейчас не так важно. Я быстро стаскиваю с себя топик с юбкой и влезаю в свою находку. От платья пахнет смесью нафталина, какой-то мази и старого отсыревшего дерева. Сергей оглядывает меня с ног до головы и буквально сгибается пополам от смеха.
– Ты прямо как моя бабушка! Подожди, тут еще шляпка и, вот, ридикюльчик возьми. Ой, не могу!
Я добавляю к своему туалету шляпку, украшенную тряпочными цветочками, маленький лакированный ридикюльчик и двойную нитку искусственного жемчуга. Потом, не удержавшись, выливаю на себя половину флакончика прокисших духов 'Белая сирень'.
– Молодой человек, потрудитесь взять меня под руку, здесь ужасающе темно.
– Элеонора, подожди, там был еще третий, ты его тоже…?
– Нет, он в углу сидит, целехонький, немного не в форме; Валера об стенку приложил, чтобы пистолетом при детях не размахивал. А, когда приедет милиция, единственный свидетель расскажет, что эти двое накурились какой-то дряни, лишились рассудка и друг друга угрохали. А еще расскажет много интересного про своего хозяина.
На несколько секунд я проникаю в сознание громилы, сидящего на полу, а потом обращаюсь к нему:
– Все так и было?
– Да, вот уроды-то, крышу у них сорвало, зубами друг другу в глотки вцепились. Я их разнимать полез, они меня отпихнули, так в стенку и влетел. А баба с девчонкой тем временем, понятно, смылись.
– Посторонние в доме были?
– Нет, никого не было, только нас трое и заложники.
– Чем ты сейчас занят?
– Сижу и жду милицию.
– Что ты собираешься сделать?
– Рассказать им всю правду.
Все сидели в машине и ждали только нас. Валера укачивал на руках спящую дочку, его жена, похоже, еще не до конца осознала, что самое страшное уже позади. Толик поворачивается ко мне:
– Теперь надо их увезти куда-то, где никто не найдет, только вот куда? Домой, точно, нельзя, наши адреса ему тоже известны, если только к кому-нибудь из друзей на дачу…
– Кажется, я знаю, куда нам надо. Поехали в центр. Сюда, теперь направо, сворачиваем еще раз, и вот сюда, к этому серому зданию с кариатидами.
– Так это же районная библиотека!
– Именно она, а еще особняк графа Свечина, который в начале девятнадцатого века был одним из самых влиятельных лиц в массонском ордене. В читальном зале еще сохранились остатки росписи со всякими символами. Войдем, обратите внимание – строительные инструменты, геометрические фигуры, в общем, есть на что посмотреть. Кстати над входом тоже их знак – полураскрытый циркуль в кружочке, жаль, не помню, что означает, а ведь читала когда-то…
– Но ведь сейчас ночь, все закрыто. И…
– Сюда я могу входить без приглашения.
Я подношу руку к двери и замок послушно открывается. У вещей тоже есть своя память, а, когда общаешься с ними много лет подряд, то они понимают тебя без лишних слов. Особенно, когда у тебя есть некоторые способности убеждать. Способности, которые, как правило, даются в обмен на жизнь.
В комнате охраны за обшарпанным столом дремлет старичок с орденскими планками на пиджаке. Я протягиваю руку в его сторону. Старичок приподнимается, поворачивает рычажок на пульте управления, отчего на нем загораются зеленые лампочки, а потом опять засыпает, что-то бормоча и беспокойно вздрагивая. Потом на лице у него появляется счастливая улыбка.
– Что это с ним?
– Ему снится сон. Он молод, силен и отважен. А сейчас, если не ошибаюсь, он встретил свою будущую жену.
– Элеонора, я же говорил, что ты добрая на самом деле. Ой, а это что?!
На стенде, прислоненном к стене, мутная черно-белая фотография в траурной рамке. На фотографии невзрачная молодая женщина из тех, на кого никогда не обращают внимания. 'Сотрудница нашей библиотеки Марина Курочкина'… 'Трагически погибла… пользовалась заслуженным уважением трудового коллектива… похороны состоятся'…
В самом углу за шкафом с производственными романами маленький столик, за которым давно никто не работает. На столике такая же фотография, как на стенде, только поменьше, и букет из двух засохших гвоздичек. На крышке стола еле заметная надпись карандашом: 'Марина, прости нас!'
Трясу головой, чтобы отогнать ненужные воспоминания, затем беру со стола подставку для карандашей в виде ракеты; такие были популярны в годах, примерно, семидесятых. Вытряхиваю карандаши, отвинчиваю полукруглую часть с точилкой. Там внутри лежит маленький ключик, больше похожий на ключ от шкатулки с драгоценностями, чем на ключ от хранилища списанной и не пользующейся спросом литературы.
Все тем временем разбрелись и изучают содержимое книжных полок. Валера, держа дочку на руках, листает книгу по истории русского народного костюма. Худенькая блондинка, его жена, присохла к полке с литературой для родителей. Толик, сидя прямо на полу, впился в какую-то компьютерную книгу, Сергей просматривает детективный сборник. Придется их поторопить:
– Эй, народ, а вы случайно не забыли, зачем мы здесь?
Все с неохотой отрываются от книг и выходят вслед за мной, сначала в коридор, поворот, еще коридорчик, налево под арку, потом подходим к мраморной лестнице с коваными перилами, узор которых составлен из непонятных значков и символов. Здесь, под лестницей, когда-то была каморка для привратника, а сейчас книгохралилище. Зажигаю свет. Нет, здесь за это время ничего не изменилось, разве что, порядка стало гораздо меньше, а так – те же стеллажи с книгами, газетные подшивки на полу, в углу куча ящиков с устаревшими и разрозненными каталогами.
– Вот это круто – прятаться в таком месте – подает голос Сергей. Здесь хоть неделю сиди – не соскучишься!
– Мы еще не пришли. Это здесь, за стеллажом с техническими журналами за последние двадцать лет.
Запыленная лампочка под потолком почти не дает света, а все эти кучи, стопки и ящики кажутся полным хаосом, но старые привычки никуда не деваются, а дорожку к этому шкафу я нашла бы и с закрытыми глазами. Сдвинуть стеллаж, снизу доверху заваленный стопками с журналами, которые, к тому же, от сырости стали гораздо тяжелее, было бы непосильной задачей для хрупкой женщины, но не для меня. С тихим скрипом стеллаж отъезжает в сторону, сверху сыпется мелкая книжная пыль, мужчины восхищенно ахают и делают рывок, чтобы помочь мне, но стеллаж уже сдвинулся на метр и открыл удивленным взорам собравшихся темную деревянную дверцу, покрытую изящной тонкой резьбой. Дверца крест-накрест забита двумя неоструганными досками.
– Какими же варварами надо быть чтобы такую красотищу и гвоздями – впервые подает голос женщина. Да тут, если как следует реставрировать – работы не меньше месяца!
– А это была целая история – начинаю увлеченно рассказывать я. Несколько лет назад все вдруг бросились освящать учреждения, ну, и руководство библиотеки решило тоже не отстать от моды; пригласили священника, он по всем помещениям прошел, а как эту дверцу увидел, так ему чуть плохо не стало. Почему – а вы поближе посмотрите, что тут вырезано. Вот, видите – нет, это не звезда, это пентаграмма – символ власти, часто использовалась массонами, вот глаз в треугольнике, тоже что-то важное означает. Одним словом, дверь признали насквозь нечестивой и пользоваться помещением за ней
