1
Хотя Локки видел, что Жеан не меньше его встревожен происшествием на Ночном Рынке, они больше об этом не говорили. Их ждала работа.
Конец рабочего дня у честных мужчин и женщин Тал-Веррара для них был только началом. Сперва им трудно было привыкнуть к ритму города, где солнце по вечерам падало за горизонт, как безмолвная жертва убийцы, и свечение Древнего стекла не сопровождало его уход. Но Тал-Веррар отвечал другим запросам своих строителей, его Древнее стекло просто отражало небо, само не светилось.
В Вилле Кандесса они сняли роскошные комнаты с высоким потолком: за пять серебряных волани за ночь меньшего нельзя было ожидать. Окна четвертого этажа выходили на мощеный двор, куда бесшумно въезжали кареты, увешанные лампами и сопровождаемые конной охраной.
— Контрмаги, — говорил Жеан, повязывая перед зеркалом шейный платок. — Никогда не буду нанимать этих ублюдков, даже чтобы согреть чай, пусть стану богаче герцога Каморра.
— Это мысль, — сказал Локки. Он уже оделся и пил кофе. День сна произвел чудесное действие на его голову. — Будь мы богаче герцога Каморра, мы бы наняли всех контрмагов и приказали им затеряться где-нибудь на проклятом необитаемом острове.
— М-м-м… Не думаю, чтобы боги создали хоть один остров достаточно необитаемым для них, на мой вкус.
Жеан одной рукой заканчивал повязывать шейный платок, а другую протянул за завтраком. Среди необычных услуг Виллы Кандесса, оказываемых состоятельным гостям, были «торты сходства» — торты в виде маленьких двойников гостей, изготовленные скульпторами-поварами гостиницы. На серебряном подносе у зеркала сидел маленький пряничный Локки (с изюминками вместо глаз и светлыми волосами из масла), рядом располагался Жеан с темными шоколадными волосами и бородой. Ноги из печенья у Жеана уже отсутствовали.
Еще несколько минут спустя Жеан стряхнул крошки с одежды.
— Увы, бедные Локки и Жеан.
— Погибли от чахотки, — сказал Локки.
— Я бы хотел посмотреть, как ты будешь разговаривать с Реквином и Селендри.
— Гм-м-м… Могу ли я верить, что к тому моменту, как я закончу, ты еще будешь в Тал-Верраре?
Он попытался смягчить вопрос улыбкой, но получилось не очень.
— Ты знаешь, я никуда не уйду, — ответил Жеан. — Не уверен, что это разумно. Но ты знаешь, что я не уйду.
— Знаю. Прости. — Локки допил кофе и поставил чашку. — Мой разговор с Реквином будет не так уж интересен.
— Вздор. Я слышу усмешку в твоем голосе. Другие смеются, закончив работу; ты улыбаешься, как идиот, еще до начала.
— Улыбаюсь? Я серьезен, как покойник. Просто с нетерпением жду возможности покончить с этим скучным делом. Предвижу очень неинтересную встречу.
— Скучное дело, ничего себе! Для начала ты подойдешь к даме с медной рукой и скажешь: «Простите, мадам, но…»
2
— Я мошенничал, — сказал Локки. — Постоянно. Мошенничал в каждой игре, с тех пор как мы с партнером два года назад впервые вошли в Солнечный Шпиль.
Проницательный взгляд Селендри — очень интересное явление: ее левый глаз представляет собой пустую темную яму, полуприкрытую прозрачной пленкой, некогда бывшей веком. Но единственный здоровый глаз работает за двоих, и это действует на нервы.
— Вы оглохли, мадам? В каждой игре. Мошенничал. По всему Солнечному Шпилю, на каждом этаже, дурачил ваших гостей.
— Любопытно, — ответила она своим медлительным колдовским шепотом, — сознаете ли вы, что значит сказать это мне, мастер Коста? Вы пьяны?
— Трезв, как грудной младенец.
— Хотите меня разыграть?
— Я абсолютно серьезен, — сказал Локки. — И говорить о причинах буду только с вашим хозяином. Наедине.
На шестом этаже Солнечного Шпиля царила тишина. Локки и Селендри были одни; четверо одетых в мундиры служителей Шпиля ждали в двадцати футах. Для высокопоставленных посетителей шестого этажа было еще слишком рано: они вершили свой медленный, сопровождаемый возлияниями путь по оживленным нижним этажам.
В центре шестого этажа, в цилиндре из прозрачного Древнего стекла, стояла скульптура. Хотя ремесленники не могут работать с Древним стеклом, по миру рассыпаны буквально миллионы его осколков и кусочков, и кое-какие из них можно использовать. Во многих городах существуют гильдии добытчиков Древнего стекла; за очень большие деньги они достают куски, пригодные для чего угодно.
Внутри цилиндра располагалось то, что Локки назвал бы «монетопадом», — изображение низвергающегося со скалы водопада выше человеческого роста; скалы были сделаны из серебряных монет волани, а «вода» представляла собой тяжелый поток медных сентира, тысячи и тысячи медных монет. Внутри звуконепроницаемого стекла, должно быть, стоял оглушительный грохот, но для того, кто смотрел снаружи, все происходило в полной тишине. Какой-то механизм подхватывал поток монет и снова направлял их на серебряные «скалы». Зрелище было эксцентрическое и гипнотизирующее… Локки никогда раньше не видел, чтобы комнату украшали деньги, буквально текущие рекой.
— Хозяин? Вы считаете, он у меня есть?
— Вы знаете, что я имею в виду Реквина.
— Он первый поправил бы вас. Очень энергично.
— В таком случае частная аудиенция даст нам возможность разъяснить несколько недоразумений.
— О, Реквин определенно поговорит с вами — и в очень частном порядке.
Селендри дважды щелкнула пальцами правой руки, и Локки окружили четверо служителей. Селендри показала наверх; двое служителей крепко взяли Локки за руки и повели к лестнице. Селендри шла в нескольких шагах позади.
На седьмом этаже главной была другая скульптура в еще более просторном коконе из Древнего стекла. Ряд вулканических островов, опять из серебряных волани, плыл в море золотых солари. На каждом острове из серебряного вулканического конуса извергался столб золотых монет, падавших в сверкающий, волнующийся «океан». Охранники Реквина вели Локки чересчур быстро для того, чтобы он мог рассмотреть другие подробности скульптуры. Миновав еще двух вооруженных служителей у лестницы, они продолжали подъем.
В сердце восьмого этажа, опять за стеклом, — третья скульптура, самая большая. Локки несколько раз хлопнул глазами и сдержал одобрительный смешок.
Это было стилизованное изображение Тал-Веррара: серебряные острова в море золотых монет. А над городом, шагая через него, как бог, возвышалась мраморная, в натуральную величину, статуя человека, которого Локки сразу узнал. У статуи, как и у оригинала, выступающие скулы, придающие узкому лицу веселое выражение, круглый выпяченный подбородок, большие глаза и оттопыренные уши, словно поставленные под прямым углом к голове. Реквин, чье лицо напоминает марионетку, наспех собранную раздраженным кукольником.
