приемной для граждан. Сюда приходили жаловаться на пьющих мужей, шумных соседей, непослушных детей и прочие бытовые неурядицы, в которых и призван был разбираться бывший сержант Российской армии, а ныне лейтенант милиции Андрей Николаевич Полынцев.
— Здравия желаю, товарищ участковый, — появился в дверях кабинета бравый старичок в камуфлированном армейском бушлате и франтовато заломленной на ухо шапке.
— Добрый вечер, Тихон Петрович, заходите, присаживайтесь. Что, опять соседи житья не дают?
— Да нет, я сегодня относительно другого повода. Там наши бабки судачат, что у кафе этого, как бишь его… тьфу-ты… 'Лотос', будь он не ладен. Так вот, труп там, на аллейке мертвый лежит. Может, сам убился, а мож, убил кто.
— Спасибо за информацию, — отложил ручку Полынцев. — Сейчас схожу, посмотрю, что случилось.
— Сходи, сынок, сходи, только фонарь возьми, да оденься потеплей, студеная нынче осень-то. Я пока заместо тебя здесь побуду, — старик, приосанившись, нахмурил кустистые брови. — А если кто придет, скажу — так, мол, и так — на убийстве наш участковый, не отвлекайте его разными глупостями. Ты кабинетик-то прикрой, я в общем зале посижу.
Городская малосемейка с миниатюрной кухонькой и крошечным — 3 х 4 — залом не лучшее место для активных игр, а поэтому супруги Фокины в воспитании сына уделяли основное внимание интеллектуальным занятиям: и для мозгов польза, и в квартире спокойнее. Сидя на полу посреди комнаты, отец терпеливо обучал трехлетнее чадо искусству составления кубиков.
— Вот смотри, Антоша, теперь получается мышка, — с довольным видом уложил Олег фрагмент картинки. — Нашу маму напоминает, верно?
— Да, да! — радостно захлопал в ладоши карапуз. — Похожа на маму!
Это была правда. И тонкий голос, и внешний облик супруги — небольшой рост, прическа-хвостик, маленький, точно лесная земляничка, ротик — делали ее похожей на шуструю полевку, в жизни которой была только одна цель: набить запасами собственную кладовую.
— Мне, кстати, соседи в стенку не стучат, когда по телефону разговариваю, — желчно пропищала 'мышка', выглянув из кухни.
И это была правда: супруг отличался не только крупным телосложением, но и зычным басом. Когда последний включался на полную громкость, у соседей начинала звенеть посуда.
— Что говоришь? Ужин готов? — переспросил Олег.
— Ты сегодня лишаешься ужина за плохое поведение.
— Вот те на. Зарплату, значит, в дом неси, а кормить мы тебя не будем? Интересно получается.
— За такую зарплату на работу вообще ходить не надо, — махнула рукой Зинаида. — Октябрь на исходе, а я до сих пор без сапог сижу.
— Мне это напоминает затертый сюжет унылого фильма, — вздохнул Олег, собирая кубики. — Денег нет, носить нечего, счастья мимо пробежало. Старо и банально. В миллионный раз повторяю — не с коммерсантом живешь.
— В милиции тоже люди устраиваться умеют. Вон, посмотри, какие дома себе некоторые отгрохали — обзавидуешься. А мы, похоже, так и сгнием в этой малосемейке.
— В уголовном розыске, сильно не разживешься, — виновато пробурчал Олег, — а в теплых службах одна блатата сидит.
Он уже несколько раз пытался перевестись в ОБЭП, но руководство только отмахивалось и говорило, что сейчас не время. Когда наступит подходящий момент, никто не знал, а поэтому старший оперуполномоченный Фокин в свои 30 по-прежнему гонялся за мелкой рыбешкой (крупную ловили тоже блатные) и терпеливо ожидал перевода.
— Ты с начальством не умеешь ладить, — смягчила тон Зинаида. — Сегодня в людях ценят не профессиональные качества, а личную преданность, способность услужить.
— Я в курсе — лакейством это называется.
— Как не называй, а если срабатывает, почему не делать?
На этой фразе в беседу вежливо вмешался телефон: звонок, предупредительно всхлипнув, залил комнату электронным клекотом. Не вставая с пола, Олег дотянулся до трубки.
— Фокин у аппарата.
— Привет, Олег, — это дежурный беспокоит, убийство у нас, собирайся…
Кафе 'Лотос' занимало первый этаж обшарпанной 'хрущевки' и выходило окнами на широкую аллею, где и лежал под сенью лысеющих кленов труп мужчины с перерезанным горлом. Пока дежурная группа осматривала место происшествия, Полынцев опрашивал работников кафешки — унылого заведеньица с замызганными столиками, зашарканным полом и затрапезного вида клиентами.
— Ну, может быть, ты в это время в окно выглядывала или крики слышала? Давай, вспоминай, Оксана.
— Да какое окно?! — удивленно изогнула брови симпатичная официантка лет 20-ти с модной стрижкой и крупнокалиберной грудью. — Вечер на дворе, что там, в темноте увидишь, тем более, за деревьями. И не слышала я ничего, у нас здесь музыка играет, хоть закричись на улице.
— А может, он, все-таки, сидел у вас? Может, с кем-то из гостей ругался? — допытывался Андрей, крутясь на высоком табурете у барной стойки.
— Нет, нет, не было его здесь — голову даю на отсечение.
— Да, да, — подтвердил толстенький, похожий на мальчиша-плохиша, бармен, — Не было.
— Ладно, пойду с клиентами поговорю, — расстроено сказал Полынцев и направился в полупустой зал.
Фокин смотрел на труп и думал о статистике, которую очередной 'глухарь' портил по всем показателям. И без того слабые позиции отдела с появлением нового 'висяка' сыпались, как штукатурка со стен местных пятиэтажек. Надеяться на быстрое раскрытие не приходилось — это не пьяная бытовуха, где весь подъезд знает в лицо алкаша-убийцу и с удовольствием делится информацией. Здесь была полная неочевидность. Олег называл такие дела 'полевыми'. Лежит себе человек посреди улицы и, поди, разберись, с какой стороны ветер подул: то ли обкуренная шпана набросилась, то ли ревнивый соперник подкараулил, то ли… Да мало ли на свете причин, по которым люди убивают друг друга, а ты бегай, ищи, разбирайся, потому что деньги за это получаешь. Как там Зинаида говорила — 'За такую зарплату и на работу ходить не надо? . Вот именно, а тут еще здоровье на холодном ветру подрываешь.
Судмедэксперт склонился над трупом, изучая характер ножевого ранения… Олег никогда не думал, что распластанная человеческая шея напоминает срез переспелого граната: такое же ввалившееся темно- красное нутро, свисающие пленочки и жилки, сочащаяся багровая слизь. Неприятное зрелище, противное. На такое лучше не смотреть. Брезгливо морщась, он отошел к машине и закурил…
— Стой тихо, не оборачивайся, — в спину сыщика уткнулось что-то твердое. — Если дернешься, пристрелю, у меня волына с глушителем.
Хриплый голос незнакомца подействовал на организм Фокина, как стакан неразбавленного спирта: замерзшие было уши, моментально налились жаром, озябшие ладони вспотели, а ноги вросли в землю и, случись бежать, не сдвинулись бы с места. Обычный человек, наверное, принял бы подобную угрозу за глупую шутку. Ну, в самом деле: рядом стоит дежурная машина с включенными фарами, в двадцати шагах опергруппа осматривает место происшествия, где-то поблизости ходит кинолог с собакой, ну кто осмелится нападать в этой ситуации? Правильно, из здоровых людей никто. А из больных? А если перед вами лежит труп, и вы знаете, что убийцей может оказаться маньяк, который решил вернуться на место преступления? Психам ведь плевать на осторожность — пальнет в спину и будь, что будет. А вот вам с дыркой в сердце вряд ли станет легче от того, что душегуба сразу схватят и упекут в тюрьму, и даже если его застрелят при задержании, все равно не станет легче, потому что на том свете уже другие виды на жизнь. Вот поэтому сейчас лучше постоять и подумать, как лучше повести себя дальше.
— Кто у вас главный? — прохрипел голос за спиной.
— С-следователь, — выдавил Фокин.
