— капитан, никогда ты не будешь майором'. Так-то вот, с начальственной головы перхоть сдувать.
— Можно переходить к докладу? — осведомился Фокин, опустошив чашечку жидкого, кисловатого кофе, видно припасенного специально для не особенно важных персон.
— Конечно, — благодушно ответил Журавлев, — и можно сидя.
— Спасибо, — поблагодарил Олег, уже начавший было вставать из-за стола. — Несмотря на то что Батюшкин все отрицает — и это естественно, было б странно, если бы он сразу в пух раскололся — так вот, несмотря на это, одну зацепку мы в его словах все-таки выискали.
— С паршивой овцы, хоть шерсти клок, — негромко прокомментировал Чупачупс.
— Да. Так вот. Мы отлично знаем, что у Валерия Владимировича есть дурная привычка наводить тень на плетень и перекладывать все с больной головы на здоровую. Однако последнее наше предположение он, сам того не ведая, подтвердил на 100 %.
— Ну-ка, ну-ка, — заерзал в кресле Журавлев.
— А именно то, что у Светланы Берцовой есть тайный любовник. Директор сказал, что видел ее совсем недавно в обществе какого-то хачика на железнодорожном вокзале.
— Когда?
— Около месяца назад. И если это действительно так, то версия насчет чеченского хахаля выходит на 1-е место. Тогда все легко складывается в кубики…
— Во что?
— В кубики… Ну, знаете, буквы из них еще составляют, картинки.
— Я почему-то был уверен, что ты на досуге в кубики поигрываешь, — откровенно признался Игорь Витольдович.
— Да нет — это сын, я редко, все времени не хватает, — засмущался Олег. — Ну так вот… Тогда у нас все укладывается в одну обойму: и преследование вдовы, и посещение ее квартиры, и убийство Берцова.
— Мотив?
— А черт их разберет этих чучмеков…
— Чеченцев, — поправил начальник.
— Я и говорю, черт их разберет и их традициии. Зачем сейчас над этим голову ломать — поймаем абрека, а там и спрашивать станем.
— Может быть, может быть, — задумчиво пробурчал Игорь Витольдович, — тогда, действительно, все объясняется.
— И еще, — продолжил Фокин. — Мы уже попросили собровцев (при упоминании этого слова, Чупачупс нервно дернул плечом) проверить Светлану Берцову по чеченским связям. Может, там какой-то компромат выплывет.
— Ну что ж, определенный резон в этом есть, — сухо подытожил начальник. — Еще что-нибудь?
— А еще я сегодня разговаривал с собровцами, — подал голос Полынцев. — И они подсказали, что наш неуловимый Жуков — это, может быть, и есть тот самый коммерсант, из-за которого Берцов в свое время чуть в тюрьму не угодил.
— Что, значит, 'может быть'? — вскинул удивленный взор начальник, — А ну-ка рассказывай подробно.
— Подробно я пока не успел разобраться, только утром информацию получил.
— Сначала проверь, а после докладывай, — недовольно, хоть и мягко, произнес Игорь Витольдович. — Если это, действительно, тот самый бизнесмен, то может образоваться вполне приличная версия. Мотив куда как серьезный — мужика импотентом сделал — такое и захочешь, не забудешь.
— И еще возможно, что сейчас он женат на бывшей супруге Берцова, — дополнил Полынцев.
— Опять 'возможно'!? — вспыхнул (но быстро потух) Журавлев. — Чтоб завтра же все как следует проверил и лично доложил. Ты понимаешь, что это получается новый поворот в деле?
— Понимаю, — кивнул Андрей.
— Боюсь, что не до конца. Следи за мыслью: допустим, это тот самый Жуков, которого Берцов в свое время, можно сказать, искалечил. Отсюда вывод — присутствует железный и очень серьезный мотив. Дальше. Нынешняя его жена оказывается бывшей супругой Берцова. Отсюда вывод — есть еще один человек, имеющий огромный зуб на жертву. Дальше. Они крутят какие-то аферы с директором 'Кроны'. Заместитель их ловит. Отсюда вывод — набирается целая шайка единомышленников, которым этот Берцов стоял, как берцовая кость в горле. Ведь Батюшкин не рассказал нам о том, что Жуков — давний враг зама. Значит, есть причина это скрывать? И причина эта, я думаю — убийство. Теперь понимаешь?
— Конечно, — промямлил Полынцев (будто до этого было неясно).
— Но это при условии, что Жуков — тот самый Жуков, а жена — та самая жена. Поэтому срочно проверить и взять в разработку
— Все сделаем в лучшем виде, — с готовностью заверил Фокин, — чует мое сердце — наконец-то цвет пошел.
— Ну и отлично, раз чует, — заключил Игорь Витольдович, — осталось только до ума довести. Ко мне еще вопросы есть?
— Нет, нет, — хором ответили офицеры.
— Тогда больше никого не задерживаю. Давайте по рабочим местам, время, как всегда, не терпит.
Утренние сумерки непохожи на вечерние, как весенняя непогодица на осеннюю. Казалось бы, нет между ноябрем и мартом ощутимой разницы — одинаково холодно, слякотно, голо, но… Но в одном случае — 'еще', а во втором — 'уже'. Не хватает осени и вечерним сумеркам всего лишь маленькой безделицы, которую и потрогать-то невозможно — радостью завтрашнего дня называется. А без нее, что за жизнь — скучища кислая, печаль соленая, горе горькое. Нет ее, и небо в овчинку, и ноги не держат, и руки не ймут. А поэтому, если вдруг повеет грустью, соберись духом, оглянись вокруг, отыщи радость, распознай ее, выдумай. А иначе — дело табак, иначе не выдюжить.
Вот и радовался Колдун выползающему из-под одеяла взлохмаченному утру. Вот и насвистывал под нос веселый мотивчик. Потому что впереди умывался и засучивал рукава новый день — еще один штришок на огромном холсте кавказской панорамы, еще одна ступенька на пути домой.
Мухин, глядя на командира, затянул любимую песенку, которую помнил еще со времен срочной службы (уж два года тому) в спецназе 'Витязь':
Как надену я рубашечку стальную,
Загоню я в ствол пулю да лихую…
И Антонов не удержался от воспоминаний десантно-штурмовой юности:
Голубые береты, голубые береты
Словно небо упало на погоны солдат…
— Хор Турецкого, честное слово, — недовольно пробурчал Тасуев. — Вы бы хоть одну песню пели, а то не понять ничего — 'загоню я в ствол голубой берет'.
— Какого еще Турецкого? — подавился куплетом Мухин.
— Десять голосов, которые потрясли мир, — пояснил Хасан. — Не слышал, разве?
— Нет, — пожал плечами спецназовец. — А ты их откуда знаешь?
— В Россию езжу, телевизор смотрю, на концертах бываю.
— Во, блин, дела, — поразился Мухин, — я там живу и не в курсе, а он…
— Ага, нормально получается, — поддержал напарника Антонов, — мы здесь у них пыль глотаем, а они у нас по концертам шастают. И где справедливость?
— Вернемся, я тебя лично в музыкальный театр свожу, — пообещал Калашников. — А пока внимание по секторам, в зеленку входим.
Дорога запетляла по низине, будто речка вдоль отвесных берегов. Лес навалился на обочину грудью. Видимость сузилась до нуля. Но Колдун был спокоен, он не чувствовал опасности. Вроде бы и время было подходящее для засады и место неплохое, но что-то ему подсказывало — здесь все чисто.
— Хасан, — обернулся он к чеченцу.
— Э? — отозвался Тасуев, напряженно вглядываясь в окно.
