— А если в западню попадем, не обидно будет от своих пулю получать?
— Кхе, кхе, — нервно усмехнулся Хасан… И промолчал.
— Молодец, — похвалил Калашников. — Мужик!
— На все воля Аллаха, — как-то не слишком уверенно произнес чеченец, — Ты бы дал мне пистолет, на всякий случай.
— Меня застрелить или самому застрелиться? — ехидным тоном уточнил Колдун.
— Почему так говоришь?
— Ну как почему? Ты же не станешь своих убивать. Значит, нас.
— Нет, — цокнул языком Тасуев, — мне для самообороны только.
— А для самообороны падай в первую попавшуюся канаву и жди, кто победит.
Тем временем уазик выскочил на открытую трассу. Все облегченно выдохнули.
Светало. В Урус-Мартан въехали с центральной улицы. Красивое село, большое, ухоженное: кирпичные дома, ярко-зеленые заборы, перед ними широкие палисадники, за ними раскидистые фруктовые деревья. Картинка. Живи и радуйся.
Навстречу попалось несколько черных и лохматых, как дворовые собаки, волов. Пришлось остановиться. Эти животные не хотели уступать машине дорогу. Они считали себя главней машин. Удивительно бестолковые твари. Ослы по сравнению с ними казались редкими умницами. Объезжая стадо, чуть не раздавили огромную индоутку, прыгнувшую под колеса аки террористка-смертница. Индюк — символ напыщенной глупости. Его внебрачная дочь индоутка — символ просто глупости.
— Тьфу ты, блин, Анна Каренина, блин! — выругался водитель, закладывая крутой вираж.
— Осторожно, — предупредил Тасуев, — местные за свою скотину нас в шашлык порубят. — Вот сюда поворачивай, сюда… вот здесь тормози… здесь… Все… Приехали.
— Так, Хасан, имей в виду, — сказал Колдун, выскакивая из машины, — если услышу, хоть слово по- чеченски, документов не увидишь, как ишак собственных яиц. Понятно объясняю?
— Он их не видит, что ли? — наивно переспросил Тасуев.
— Конечно, — подтвердил Калашников, — ему, зачем на них пялиться.
— А, в этом смысле, да? Типа — шутка, да?
— Насчет яиц — типа да. А вот насчет документов — типа нет.
— Понял, — кивнул чеченец, направляясь к воротам.
Мухин с Антоновым без слов разбежались в стороны и, клацнув затворами, заняли огневые позиции для прикрытии.
— Избушка-то скромненькая, — окинул взглядом Колдун небольшой дощатый домик за жиденьким салатовым забором. — В центре пожирней хоромы стоят.
— Старик один живет: детей нет, жену давно схоронил, зачем ему больше, — объяснил Хасан и постучал в двери. — Помогать ему некому, соседи только, да вот мы иногда заглядываем…
— Открыто там, — послышался за воротами глухой хрипловатый голос.
Тасуев навалился на калитку…
Посреди маленького, давно неметеного дворика стоял невысокий сгорбленный старик в каракулевой папахе, длинном черном пальто, линялых, заправленных в белые носки галифе и тусклых ботиночках- галошах, которые в русских деревнях ласково называют 'чуньками'.
— Только собрался на улицу выйти, а тут гости в дом, — радушно сказал хозяин, улыбнувшись однозубым ртом. — Салям-Алейкум, Хасан. Здравствуй солдат, проходите, чай пить будем.
— Салям Алейкум, Абу Умар, — по-кавказски обнялся с земляком Сатуев. — Вот посылку с лекарствами от Славы привез. А это друг его приехал, побеседовать с вами хочет. Убили Славу в России, зарезали прямо на улице.
— Не говори так! — встрепенулся старик.
— К сожалению, это правда, — грустно подтвердил Калашников. — Сейчас вот ищем убийцу, хотели у вас кое-что выяснить.
Старый чеченец несколько раз тяжело вздохнул и, подкатив глаза, начал медленно оседать.
Хасан тут же поймал его за плечи:
— Что, что случилось?
— Давай его на лавку, — крикнул Колдун, — разрывая посылку Берцова…
— В дом надо увести, положить.
— Не надо, пусть на свежем воздухе побудет.
Тасуев подвел старика к лавочке, подпиравшей хлипкий, покосившийся сарайчик и осторожно усадил.
— Воды принеси, — сказал Калашников, — найдя в коробке таблетки нитроглицерина…
Тем временем в воротах показался автоматный ствол и краешек прищуренного глаза Мухина.
— Все нормально, — бросил Хасан пробегая мимо собровца.
— Тебя кто-то спрашивал? — нахраписто обрезал его спецназовец. — Шеф? — боец пристально посмотрел на командира.
— Все чисто, — произнес условную фразу Колдун.
Мухин, опустив оружие, сделал отмашку за воротами. Калашников заметил, как в щели забора дрогнула пулеметная мушка, послышался щелчок предохранителя — Антонов тоже отключился.
Если бы еще секунду не прозвучало контрольное слово 'чисто', то перекрестный огонь спецназовцев вспорол бы брюхо каждого, кто угрожал или мог угрожать командиру. Случаев, когда чеченцы хитростью и коварством брали федералов в заложники, была тьма-тьмущая. Со спецами такие фокусы не проходили.
Между тем почтенный Абу Умар пришел в себя и даже попытался приподняться со скамейки.
— Сидите, сидите, — остановил его Калашников, — двигаться не нужно.
— Неудобно, — повел седой бровью старик, — в дом пригласить полагается.
— Все удобно, — мы с вами и здесь можем поговорить, — я постараюсь долго не утомлять вопросами.
— Ну хорошо, — согласился чеченец, — спасибо за помощь. Теперь можешь спрашивать. Что знаю, расскажу, чего не знаю, обманывать не стану.
— Отец, меня интересуют две вещи, — Колдун посмотрел на Тасуева.
Хасан поставил стакан на лавочку и, состроив недовольную гримасу, отошел в сторонку. Впрочем, не так уж далеко.
— Мне люди не мешают, — сказал старик, — у меня от них секретов нет.
— Тут дело такое, не обязательно каждому знать. Я хотел вас расспросить о Светлане Берцовой, Славиной жене.
— А что ты о Светлане хотел узнать? — в свою очередь поинтересовался Абу Умар.
— Да все: как жила, с кем жила, почему в лагерь попала, что там делала, был ли у нее жених.
— А тут и рассказывать нечего, — крякнул старик. — Хорошая девочка из хорошей семьи: мать врачом была, отец военным, у нас еще при Советской власти работали. Разбились на машине ночью. Света одна осталась. Когда вся эта заваруха началась, здесь ни власти, ни работы — только боевики вокруг. Соседка Марьям пристроила ее на кухню в басаевский лагерь. У нее там сын в охране служил. Хорошее место, всегда с продуктами.
— А что у сына были на Светлану какие-то виды? Ну, в смысле, дружили они?
— Не знаю, у Гелани тогда своя невеста была, местная, чеченка. А со Светой, конечно, дружили, но по-соседски.
— В таких делах всегда начинается по-соседски, а потом, смотришь — уже по-взрослому. Тем более что у вас несколько жен иметь разрешается.
— Оно так, — согласился старик, — но наши мужчины должны мусульманок в жены брать, из другой веры нежелательно.
— Разве обязательно в жены, можно и просто.
— Наверное, можно. Они мне об этом ничего не рассказывали, а сам я не видел, обманывать не хочу.
— Чем этот Гелани в лагере занимался?
