эту пору — явление отдельное и примечательное. Такой манной каши не встретишь нигде: наступив в нее, можно провалиться по пояс, выбираясь из нее, можно остаться без обуви, а счищать ее с одежды — одно мучение. Бойцы и не счищали — давали подсохнуть, а потом отбивали палками.
Ханкала — огромная военная база, развернувшаяся у подножья Грозного, — еще мирно дремала. Здесь царил свой, размеренно-штабной, образ жизни. Пройти сюда была целая история: 'Куда? К кому? Заказывайте пропуск. Ждите'. Чтоб избежать формальностей, Мухина погрузили на носилки и в наглую пронесли перед часовыми. У тех язык не повернулся останавливать скорбную процессию…
— Муха, блин, слезай, мы уже запурхались тебя тащить, — сказал Антонов, в очередной раз увязнув по колено в грязи.
— Нет уж тащите, — откликнулся развалившийся на носилках Мухин. — Раненых положено на носилках носить. Тем более что у меня кажется жар начинается…
Когда они, в конце-концов, доползли до медицинской палатки, Кандиков посмотрел на часы:
— Интересно, проснулись мои фэбсы, или еще дрыхнут? Пойду-ка я, проверю, может, чего хорошего узнаю.
— Давай, — кивнул Калашников, встречаемся здесь же, на лавке…
На порог фирмы 'Крона' тяжелая нога Фокина ступила ровно в 10 часов.
— Значит так, мужики, — обернулся Олег к семенившим сзади Тимохину и Полынцеву. — Сейчас я заведу с ним душевную беседу — а вдруг, и правда, человек не при делах — но вы пока не встревайте, молчите. Когда уточню некоторые моменты — подам условный сигнал: если кашляну, то все в порядке, а если…
— Пукну, — подсказал Тимохин, — то сразу задерживаем.
— Ну ты — сын глиста и таракана, — нахмурился Фокин, — не в ресторан приехали, слушай, когда дело говорят.
— Да какое там дело, — поморщился оперативник. — Пошли уже, на месте разберемся…
В просторном фойе было тихо и безлюдно, лишь приоткрытая дверь в кабинете директора указывала на то, что в домике кто-то находился.
— Тук, тук, тук, — заглянул в щелку Олег. — Принимают ли здесь гостей непрошенных?
— Ой! — вздрогнула Белецкая, чинно восседавшая в кресле Батюшкина. — Вы меня когда-нибудь заикой сделаете. Разве можно так тихо подкрадываться?
— Они же сыщики, — улыбнулся Кривенко, развалившийся на стуле рядом. — Им положено.
Фокин подошел к Николаю Викторовичу, поздоровался за руку. Полынцев и Тимохин застыли в дверях.
— Вы ко мне? — сухо поинтересовалась Тамара Алексеевна.
— А к кому ж еще? — огляделся Олег. — Разве что вот у вашего партнера кое-что спросить, раз уж повстречались.
— Слушаю, — с готовностью кивнул директор.
— Не ожидал вас здесь увидеть. Думал, стороной будете фирму обходить после того случая.
— Нет, нет, никаких общих дел. Я просто бумаги заехал забрать. С прошлого раза остались.
— Как ночью спалось? — решил не растягивать прелюдию Фокин, — Ужасы, кошмары не мучили?
Кривенко настороженно вскинул брови, но по инерции продолжал улыбаться.
— А к чему этот вопрос?
— Да так, вид у вас какой-то нездоровый. Думаю, не болеет ли человек, не бродит ли при луне по городу?
— Шутник, — невесело сказал директор. — Нет, не брожу, сплю хорошо. Нужны свидетели? Или так поверите, на слово?
— Я на слово даже себе не верю. Вот зарекался, к примеру, ватрушки не есть — а ем. Поклялся курить бросить — а курю. Так что выкладывайте ваши доказательства.
— Мои доказательства простые — дома был, в кровати лежал, сны о красивых девушках смотрел.
— Один?
— В каком смысле?
— Один живете?
— К счастью, да.
— Как старый женатик, понимаю вас и даже в чем-то завидую, но только не в этой ситуации…
Пока хирург штопал Мухина, Калашников с Антоновым, сидя на лавочке у палатки, предавались унынию.
— Если скажут, госпитализировать, Муха умрет от разрыва сердца — до смены несколько дней осталось, — сказал Антонов, ковыряя палочкой грязь на сапогах.
— Не должны. Ранение, вроде бы, легкое.
— Правильно говорят: 'все хреновое происходит в последние дни'. Умные люди перед съемом вообще с базы не выходят.
— Так он и не выходил, — кисло заметил Колдун. — Они сами пришли.
На горизонте показался Кандиков с кипой бумаг подмышкой. В отличие от собровцев, лицо его лучилось радостью.
— Есть контакт! — крикнул он издали, вскидывая ноги, как цапля на болоте. — Не самая глупая идея была с фотками-то.
— Неужели кого-нибудь опознали? — встрепенулся Калашников.
— А то, — расплылся в улыбке Кандиков. — И даже больше, чем ты думаешь.
— В каком смысле?
— Сейчас доплыву, расскажу.
— Так ты пошустрей ходулями шевели.
— Я ж, блин, не вездеход. Отвык уже это дерьмо месить.
— А что за ситуация такая? — недоуменно спросил сышика Николай Викторович. — За лунатизм новая статья в кодексе появилась?
— Смешно, — ухмыльнулся Фокин. — Лучше сказать так: за лунатизм прошлой ночью. Всех, у кого нет алиби, приказано задерживать и сажать на 15 лет.
— Круто. А почему не на 20?
— Начальство у нас мягкое, ему бы в детском саду работать, а оно, вишь, в карательные органы подалось.
— Ой, пойду-ка я к себе, — передернулась от последних слов Белецкая. — У вас здесь какие-то мужские разговоры начались, мне от них нехорошо становится. Кофе вам сделать?
— Если можно, — кивнул директор.
— И мы не откажемся, — кашлянул Тимохин, выпуская женщину из кабинета.
— Так что вы говорите? Алиби? — переспросил Николай Викторович.
— Алиби, — подтвердил Олег.
— Вы понимаете, когда человек его специально не готовит, то сложно сразу вспомнить, что и как. Сначала нужно подумать.
— Думайте, мы никуда не торопимся. Кстати, заодно вспомните, где находились вечером 25 октября.
— А что это за дата такая знаменательная?
— День, когда произошло убийство.
— О, какие серьезные заявления. Неужели еще не раскрыли? А мне казалось, что все закончено.
— Вам только так казалось, на самом деле мы расставляли сети, вот сейчас начинаем вынимать улов.
— Если моя информация окажется полезной, буду рад помочь. Дайте сосредоточиться…
— Хух, доплыл, наконец, — выдохнул Кандиков, опускаясь на лавочку.
