Параллельная ботаника

чем стемнеет». Мы шли к ашраму. Небо было теперь пламенно-красным, и в разных местах на равнине под нами уже были зажжены первые лампы. Тогда Барибхаи начал говорить.

«Мой юный друг, — сказал он, — Вы спрашиваете меня, что это означает. Хорошо, если бы я смог рассказать Вам, то я был бы Кришной, Шивой и Вишну, соединёнными в одном лице. Десять лет назад я был в Домшапуре, в штате Орисса, и мой коллега там рассказал мне о странных свойствах некоего растения, Antola enigmatica[7], (вкл. II), которое растёт на склонах горы Тандуба. Пастухи, которые пасут свои стада чёрных коз в тех местах, срывают листья этого растения и жуют их. Однажды я спросил одного из них, почему он жевал листья, и он ответил: „Потому что, когда я закрываю свои глаза, мне кажется, что я стал зеркалом, и в зеркале я вижу себя со стороны“. И тогда я пробовал листья, и через несколько минут увидел самого себя, сидящего передо мной, подобно старому другу, который пришёл, чтобы навестить меня. В ходе последующих экспериментов я обнаружил, что листья Antola содержат вещество, сравнимое с мескалином, называемое метексодин H. B. Я вырастил растения в саду своей лаборатории, экспериментируя с прививками других галлюциногенных растений, вроде Kolipta onirica, и после многих попыток добился успеха в увеличении и изменении психоделических свойств листьев. Растения, которые вы видели в саду у хижины, представляют десять сезонов экспериментальных прививок, десять лет исследования, и я теперь умею производить форму галлюцинации, которую я называю „парараздвоение“. Она проявляется как чувство и действительная уверенность, что тело [пациента] разделилось на два идентичных тела, в то время как сознание остается целым и сравнительно неизменным. Несколько месяцев назад я попробовал это на себе и так испугался, что решил в будущем экспериментировать только на обезьянах. Субъект становится двумя телами с единственным сознанием, которое перемещается, сообразно специфическим обстоятельствам, от одного тела к другому. Когда одно тело „заселяется“ сознанием, другое остаётся инертным и выглядит безжизненным. Но экстраординарность и вызывающее тревогу обстоятельство этого — не галлюцинация, фантастическая сама по себе, а тот факт, что она является заметной для других. Гипотетические объяснения неопределённы, и по отношению к явлению, столь новому и причудливому все они кажутся достаточно применимыми. Возможно, листья, съеденные обезьяной, создают вторичные галлюциногенные эффекты в пределах окружающей области, и потому мы также вовлекаемся в них. В этом случае инертная форма могла бы быть иллюзией с нашей точки зрения. Возможно, мы в некоторых условиях являемся жертвами галлюцинации обезьяны, поскольку, согласно Бахаме, все живые существа — персонажи сна бога Кришны. И кто знает, возможно, явление должно рассматриваться в пределах нашей обычной действительности, как некоторая новая и совершенно неожиданная комбинация впечатлений. В конечном счете, — старик почти обращался к себе, — парараздвоение само по себе — это довольно банальное явление. Важность здесь состоит в том, чтобы экспериментировать ради обнаружения существования новых и осязаемых категорий реальности».

Табл. II Листья Antola enigmatica

Доказательство Дулье может показаться необоснованным, непропорциональным, и, возможно, вне рамок этих очерков. Я подробно процитировал его, потому что думаю, что оно указывает, хотя и косвенно, на кое-какие возможности для нас избежать пут старых противоречий логики; и прежде всего потому, что великий французский биолог, всегда смело открытый для новых опытов, с тех пор посвятил себя почти исключительно изучению параллельной ботаники, решающим образом способствуя определению границ теоретической основы новой науки. В своей книге «Un autre jardin»[8] Дулье вначале задаёт себе вопрос: Что является тем, что отличает параллельные растения от предположительно реальных растений нормальной ботаники?

У него ясно выделены два уровня, или, возможно даже, два типа того, что является реальным, один с одной стороны, и один с другой стороны границы. «На этой стороне, — пишет он, — в нашем обычном саду, выращивают розмарин, можжевельник, папоротники и платаны, совершенно ощутимые и видимые. Для этих растений, отношения которых с нами иллюзорны и никоим образом не изменяют их экзистенциальности, мы — это просто событие, случайность, и наше присутствие, которое нам кажется столь основательным, отягощённым силой притяжения, для них не больше, чем одномоментная пустота в движении сквозь воздух. Реальность — это качество, которое принадлежит им, и помимо неё мы не можем пользоваться никакими правами.

С другой стороны границы, однако, реальность наша. Это — абсолютное состояние всего существования. Растения, которые растут там, реальны, потому что мы хотим, чтобы они были. Если мы находим их нетронутыми в наших воспоминаниях, такими же, какими мы видели их до этого, то это потому, что мы облачили их в образ, который имеется для них у нас, с непрозрачной оболочкой нашего собственного одобрения. Растения, которые растут в том саду, не более и не менее реальны, чем те другие, которые изгибаются и раскачиваются на ветру разума. Их реальность, которой мы наделили их, — это просто другая и отличающаяся реальность».

То, что параллельные растения существуют в контексте реальности, которая, несомненно, является не «каждодневной», очевидно с первого взгляда. Хотя издалека их поразительное «растительноподобие» может обмануть нас тем, что мы вообразим, будто имеем отношение с одним из многих капризов нашей флоры, но вскоре мы понимаем, что растения перед нашими глазами фактически должны полностью принадлежать к другому царству. Неподвижные, неувядающие, изолированные в воображаемой пустоте, они, кажется, отвергают вызов экологического круговорота, который их окружает. Что в основном поражает нас в них — это отсутствие любой материальной, знакомой сущности. Эта «безматериальность» [в оригинале «matterlessness», буквально «признак отсутствия материи» — В. П.] параллельных растений — явление, специфичное для них, и это, возможно, то, что главным образом отличает их от обычных растений вокруг них.

Термин «безматериальность», придуманный Кулемансом и широко используемый и Дулье, и Фиирхаусом, не может быть достаточно подходящим, если говорить о том, что он вносит идею невидимости, которая, за исключением некоторых отклоняющихся от нормы ситуаций, не является всеобщей истиной для параллельной ботаники. Слово «пара-материальность» было бы, возможно более правильным для описания материальности растений, которые обычно характеризуются довольно ощутимым присутствием, иногда почти грубо назойливым, которое делает их объективно воспринимаемыми в разумной степени, как все прочие объекты в природе, даже если их вещество ускользает от химического анализа и презирает все известные законы физики.

Но «безматериальность» предполагает, что очевидное отсутствие поддающейся проверке структуры на клеточном и молекулярном уровне обычно для всех параллельных растений. Конечно, каждый отдельный вид имеет некую собственную аномалию, и они более трудны для определения и намного чаще приводят в замешательство, хотя всегда относятся к некоторой отклоняющейся от нормы сущности, которая отвергает самые основные гравитационные ограничения. Например, есть некоторые растения, которые ясно проявляются на фотографиях, но незаметны невооружённым глазом. Некоторые нарушают традиционные правила перспективы, когда кажутся одинакового размера независимо от того, ближе или дальше они находятся от нас. Другие бесцветны, но в некоторых условиях демонстрируют богатство красок исключительной красоты. Одно из них имеет листья со столь запутанным лабиринтом жилок, что это вызвало вымирание прожорливого насекомого, которое одно время угрожало растительности целого континента.

Параллельные растения делятся на две группы, но это различие не означает различных эволюционных уровней, как в случае с нормальными растениями, которые разделены на высшие и низшие порядки. Напротив, две категории применительно к параллельным растениям проистекают из двух путей, посредством которых растения воспринимаются нами. Растения из первой группы непосредственно различимы с помощью чувств и косвенно с помощью инструментов, тогда как растения из второй, гораздо более таинственные и неуловимые, становятся частью нашего знания только косвенно, через образы, слова или другие символические знаки. Первая группа, конечно, больше и содержит более широко распространённые виды. Как замечал Дулье, эти растения «более параллельны». Недвижные во времени с момента странной мутации, которая вызвала их метаморфоз, они разделяют — и некоторые из них на