рака — в тот год, когда мы закончили школу. Все из-за выпивки. Хороший был мужик, пока не начал пить.
— Да. Бернис, кажется, так и не смогла разлюбить его — даже после того, как ушла от него.
— Вот бы старик удивился! Фамильная усадьба — и вдруг приют для жертв домашнего насилия. Значит, им необходимо где-нибудь спрятаться?
— Да, они все из Сент-Луиса или окрестностей. Мы достаточно далеко от их соседей и поэтому можем их защитить. Мы не разглашаем тайну дома Маккензи, чтобы женщины были в полной безопасности.
Макс понимающе кивнул.
— Да, если поползут слухи, разразится настоящий скандал. Но сейчас они могут пойти в убежище для жертв наводнения. Кто из мужей или сожителей станет в этой суматохе разыскивать их и тащить домой?
Элизабет замотала головой.
— Сейчас Олтон просто кишит репортерами. Они охотятся за жертвами наводнения, чтобы взять у них интервью. Что, если в телевизионных новостях промелькнет лицо одной из этих женщин? Что, если ее увидит муж, или сожитель, или кто-нибудь из их знакомых?
— Понятно, — сказал Макс.
— Вот поэтому я должна вернуться домой и подыскать для них временное пристанище, пока мы не приведем дом в порядок.
Он задумчиво почесал подбородок и сказал:
— Я понял только то, что ты недостаточно доверяешь Бернис.
— Вовсе нет, Макс. Просто я чувствую, что на мне лежит ответственность.
— Ты не можешь спасти мир одна, Лайза Джейн.
— А я и не спасаю мир. Я всего лишь пытаюсь помочь горстке людей. — Она отвела глаза в сторону, не в силах больше выдерживать его пристальный взгляд.
— Но тебе не обязательно делать это в одиночку. Бернис — умная, расторопная женщина. А может, ей не нужна твоя помощь? Ты об этом не задумывалась?
Элизабет вздохнула, понимая, что с Максом спорить бесполезно. Он хотел, чтобы она осталась. Его невозможно убедить, что она нужна в Олтоне.
— Мне не следовало уезжать с тобой на уик-энд. Бруди был прав.
— Бруди? Прав насчет чего? — По лицу Макса пробежала тень подозрения.
— Бруди хотел, чтобы я осталась дома и чтобы ты привез насос один, — пояснила она. — В результате он оказался прав. Как могла я сорваться с места и бросить всех в беде?!
Макс пересек комнату и взял Элизабет за плечи, чувствуя, что она вся дрожит.
— Так, значит, Бруди пытался остановить тебя?
— Да, но…
— Он убедил тебя сесть на первый же самолет?
— По-твоему, он лгал, когда говорил о затопленном подвале?
— Нет. — Руки Макса скользнули по ее рукам. — Преувеличивал.
— Бруди не станет этого делать. Ты не знаешь его.
Макс был готов на все, лишь бы Элизабет осталась. Но она должна понять, что и ее сын способен поступить так же.
— Позвони домой, поговори с Бернис и узнай у нее, все ли так плохо, как говорит Бруди.
— Нет, — Элизабет отступила назад и сложила руки на груди. — Я доверяю сыну.
— Замечательно, — сказал Макс, пожав плечами. — Но ты же можешь позвонить и узнать, нашла ли Бернис подходящее место для женщин и детей? Этим ты не поставишь под сомнение правдивость слов твоего сына.
Макс подошел к телефону, снял трубку и протянул Элизабет. Она не двигалась с места.
— Ты просто ищешь предлог, чтобы сбежать домой, — тихо сказал он.
Элизабет чуть было не взорвалась.
— Давай начистоту, — начала она, осторожно подбирая слова. — Значит, их несчастье всего лишь предлог, чтобы сбежать от тебя.
— Нет, если ты так это понимаешь.
— А как еще это можно понять?
Макс положил трубку и засунул руки в карманы.
— Я слишком устал, чтобы спорить из-за какого-то телефонного звонка. Если положение настолько плачевное, как сказал Бруди, неужели ты думаешь, что миссис Маккензи не оставила бы тебе сообщения? — Он кивнул на мигающий огонек автоответчика. — Выясни это.
Элизабет молча подошла к столику, опустилась на край кровати и прослушала все сообщения.
— Ничего от Бернис? — спросил Макс, когда она закончила.
Элизабет резко подняла голову.
— Но это не значит, что положение не опасно.
— Вполне возможно… — Он подошел ближе. — А возможно, и нет.
Элизабет чувствовала, что еще немного — и он убедит ее остаться. Но уступить ему? Как бы не так!
Неужели она и правда ищет причину, чтобы сбежать? Взгляд Элизабет упал на телефон. Один звонок — и она докажет себе и Максу, что вовсе не пытается убежать от него.
Она взялась за трубку и предупреждающе взглянула на него.
— Если Бернис скажет, что она эвакуирует людей, ничто меня не остановит.
— Я понял.
Элизабет набрала номер дома Маккензи.
— Линия занята, — сказала она расстроенно, вешая трубку. — Может, Бернис пытается дозвониться мне.
— Подождем. — Он сел рядом. Элизабет подумала, не отодвинуться ли ей, но тут же мысленно одернула себя. Чувствуя беспокойство, она взглянула на часы, потом на свое платье, слишком откровенно выставлявшее напоказ ее ноги, и стала осторожно расправлять подол, пытаясь прикрыть колени.
Макс спокойным голосом предложил:
— А почему бы тебе не переодеться? Я покараулю телефон, а ты подготовишься к отъезду.
— Ты не будешь возражать?
— Ответить на телефонный звонок — нет, против твоего отъезда — да.
Макс наклонился вперед. Упершись локтями в колени, он сплел длинные пальцы рук и опустил на них голову. Белые манжеты эффектно оттеняли его загорелую кожу. Нет, на это невозможно было взирать бесстрастно!
Элизабет закрыла глаза и слегка надавила пальцами на переносицу, снова пытаясь прогнать навязчивые воспоминания о том, как они когда-то предавались любви.
— Голова болит? — спросил Макс.
— Немного. — А что еще она могла сказать?
Он провел рукой по ее обнаженной спине и нежно взял за плечо. Как приятно, подумала Элизабет, но расслабляться никак нельзя.
— Слишком много событий за день, ты устала, — сказал он, ласково поглаживая пальцем ее шею. Элизабет попыталась улыбнуться, но вместо этого сонно зевнула.
— Помню, как я мучилась ночами с Энни, когда она была еще совсем крошкой. Она предпочитала спать днем, а ночью устраивала концерты…
— Ты просто создана для материнства.
— Больше, чем для всего остального. — На ее глаза навернулись слезы. Она и в самом деле очень устала, вот нервы и не выдержали. Элизабет вдруг отчаянно захотелось выговориться. — Это самая прекрасная любовь, не требующая ничего взамен. Ничто не в силах ее разрушить. Она здесь, в моем сердце.
— Я тебе завидую.
— Не надо. Просто скажи, что рад за меня.