Бернис следила за тем, чтобы на белье не было складок, Макс помогал ей расправлять простыни.
— У Элизабет сейчас переломный момент в жизни. После смерти Джона она с головой ушла в заботу о старом доме, как будто это было ее святой обязанностью. Я рада, что она помогла мне открыть приют, но все же она отдает ему слишком много времени, как будто это последняя нить, связывающая ее с моим сыном. — Бернис немного помолчала. — Упаси меня Бог говорить, что это наводнение благо, но, я надеюсь, оно поможет Элизабет… нам обеим покинуть мир воспоминаний и начать жить заново.
— Вы удивительная женщина.
— Я просто прислушиваюсь к тому, что говорит мне сердце. — Она посмотрела на Макса и подмигнула. — Женская интуиция.
— А что ваша женская интуиция подсказывает насчет Элизабет? Как ей расстаться с прошлым, когда у нее перед глазами маячит живой укор вроде меня?
Макс ждал ответа. Последняя простыня была прикреплена к веревке. Бернис повернулась и положила руки поверх его рук, державших корзину.
— Не отказывайся от нее, Максвелл, — сказала она. — Я тебе уже говорила и сейчас повторю: ты для меня как сын, и я хочу, чтобы у вас все получилось.
— Спасибо, мэм.
Она сунула руки в карманы фартука.
— Помнится, ты называл меня мамой.
— И воровал шоколадное печенье со стола.
— Я знаю.
— В самом деле? — Он недоверчиво посмотрел на нее. Бернис направилась к дому. Макс пошел следом. — Почему вы меня не останавливали?
— Потому, что ты называл меня мамой. — Она улыбнулась, и он увидел, как ее глаза заблестели от слез. — Несмотря на всю показную развязность и грубоватость, которые приводили девчонок в трепет, я знала, что на самом деле ты хороший парень.
— Не очень распространенное мнение в то время.
— Возможно, — кивнула Бернис, поднявшись по ступенькам и входя в кухню. — Но ты ведь утер всем нос, верно?
— Да мне все равно. Меня слишком долго здесь не было, и мне нет дела до городских сплетен.
— Кстати, мэр хочет устроить церемонию в твою честь в городском совете.
Сначала Макс подумал, что она шутит, но по ее глазам понял, что нет.
— Скажите мэру, что медали надо вручить тем, кто откачивал воду и наполнял мешки песком. Они герои — не я.
— Неплохо для начала торжественной речи, — одобрила Бернис. Она взяла корзину у него из рук. — А теперь должна сказать, у меня уйма дел. Надеюсь, не оторвала тебя от чего-то важного.
— Да нет, — пожал плечами Макс, — я просто собирался проверить, как там новый насос. — Он взял шляпу с полки.
— Подумай над тем, что я говорила, пока будешь ехать.
— Конечно, мэм. — Она посмотрела на него с укоризной. Макс улыбкой попытался загладить вину: — Пока… мам.
Макс проезжал затопленные поля, которые всего неделю назад страдали от засухи. Колеса его машины были на четыре дюйма в воде. Вода упорно пробивалась сквозь мешки с песком и уже заливала дороги. Перепачканные волонтеры — их было несчетное количество — работали день и ночь. Пока не прекратятся ливни в северных штатах, река будет подниматься…
Макс взглянул на небо и заметил, как с севера медленно движутся грозовые тучи. Казалось, ничто не в силах было остановить разбушевавшуюся реку. Даже Лайза Джейн.
Она думала победить стихию и положила все силы на то, чтобы спасти старый дом, который стал для нее не просто убежищем от печали. Дом не отпускал ее, как не отпускало прошлое. Разве она не то же самое говорила и о нем, Максе? Там, в номере роскошного отеля, она хотела всего лишь получить удовольствие от секса с ним. И с его стороны Лайза Джейн допускает только похоть, и больше ничего.
Черт побери! Макс ударил ладонью по рулю. Пора с этим кончать! Пора сказать «до свидания»!
Оставив дочку у друзей, Элизабет направилась к дому Маккензи. Река словно затаилась перед тем, как нанести решающий удар. Несмотря на работу двух насосов, огромный подвал был почти весь залит водой, которая просачивалась сквозь щели и трещины. У Элизабет опустились руки. Хотя Бруди описал ей положение дел еще в субботу, она не верила, что все так плохо, пока не увидела все собственными глазами.
Элизабет стояла на верхней ступеньке лестницы, ведущей в подвал. По щеке скатилась слеза. Нынешнее наводнение побило рекорд 1993 года. Через двадцать четыре часа эта ступенька, возможно, уйдет под воду. Вода сметала все на своем пути: цистерны с нефтью, очистные сооружения, добиралась до контейнеров с радиоактивными отходами глубоко под землей. Уставившись невидящим взглядом на темную, грязную воду внизу, Элизабет осознала, что работа нового насоса — как мертвому припарки.
Элизабет покинула подвал, машинально закрыв за собой дверь, как будто это имело теперь какое-то значение. Тонкая деревянная дверь все равно не выдержит напора воды, когда та начнет подниматься выше.
Переходя из комнаты в комнату, с первого этажа на второй, Элизабет чувствовала, будто она прощается со старым другом. Внизу было пусто, всю мебель перенесли наверх, в спальни.
Она вошла в одну из комнат и, обходя башни из поставленных друг на друга столов и стульев, двуспальные кровати с голыми матрасами, подошла к окну. Полуденное солнце стояло низко над горизонтом, продираясь сквозь пелену дождевых облаков.
Элизабет в задумчивости смотрела вдаль. На нее нахлынули воспоминания об одиноком детстве. Как и ее сын, она была незапланированным ребенком. Но ее не любили так, как она любила Бруди. Ей очень рано пришлось понять, что она для своих родителей лишь позорное напоминание о глупейшей ошибке. Пребывание Элизабет в родном доме было безрадостным, поэтому она искала острых ощущений и новых впечатлений в общении с Максом.
Перед глазами вставала картина, как он останавливает машину возле ее дома с оглушительным визгом тормозов. Она пулей вылетает из двери, а мать кричит вдогонку, что двенадцать — крайний срок возвращения домой. Макс улыбается своей дьявольски неотразимой улыбкой, Элизабет прыгает на сиденье рядом с ним. Потом они уносятся на этой машине прочь, рассекая гравий на дорожке возле дома. При воспоминании о том, как он тянул ее к себе на колени, не переставая нестись на головокружительной скорости, сердце Элизабет бешено застучало. Она тогда вопила что есть мочи. Он хохотал, потом целовал ее, закрывая глаза. Они были как безумные. Это было глупо. Они думали, что смерти не существует.
Но она существовала для Джона.
— О, Джон… — Горький вздох вырвался из груди Элизабет. Приступы гнетущей тоски находили на нее каждый месяц с момента аварии, но боль не утихала, и всякий раз Элизабет казалось, что она получила известие о гибели мужа только что. — Почему, Джон?.. Почему ты ушел и оставил меня здесь? Я так нуждалась в тебе, в твоем совете. Что мне теперь делать? Посмотри, что я натворила! И Макс… Я нарушила обещание. — Она зажмурила глаза, пытаясь остановить слезы. Как бы ей хотелось, чтобы Джон вдруг оказался рядом, обнял ее и сказал, что все будет хорошо. Это была ее самая заветная мечта последних двух лет. Иногда ей действительно казалось, что он рядом, и она чувствовала тепло его рук. — Я все еще люблю тебя, Джон. Но, Господи, прости, я люблю и Макса! — Она вглядывалась в бесконечные мили воды за окном.
Смятение и страх вдруг овладели ею. Ей почудилось, что она увидела человеческую фигуру, неистово махавшую ей руками с далекого берега.
Элизабет протерла ладонью стекло, чтобы получше разглядеть того человека. Он показался ей удивительно знакомым. Сердце забилось сильнее в тревожном предчувствии.
— Джон? — прошептала она, не веря своим глазам и желая, чтобы это оказалось правдой. — Джонни?
