похитителями, вероятными идейными противниками.
Оделся Бенедиктов вовремя. Так как минут через пять вся троица была в сборе. Маленький тощий шибздик где-то потерял очки, длинный ушастый разбил коленку, но все они были настроены решительно и по-боевому. Похитители уселись в вокруг Бенедиктова.
«Вот сейчас начнется, – тоскливо подумал Бенедиктов, – наверное, бить будут, пытать. Может, сбежать?»
Аскольд огляделся по сторонам. Бежать было некуда, да и далеко не убежишь.
Девушка оделась, тряхнула головой, достала из сумки карту, компас, сверилась с чем-то и произнесла:
– Ну что, Бенедиктов, ты уже понял, что мы тебя похитили? Вник?
Аскольд кивнул головой.
– Деньги нам твои на фиг не нужны, а нужен нам от тебя портрет человечка твоего. Надеюсь, понятно какого?
Предчувствие Аскольда не обмануло. На душе стало тоскливо-тоскливо. Да, если не убьют эти, пришибет Хрюкин. Расклад один – писец котенку! А пожить так хочется, внуков… Нет до внуков еще далеко… Для себя пожить, по полной программе. Слабая надежда зашевелилась в бенедиктовской душе: пока Тюфякова не найдем, я им живым нужен. Они меня будут беречь. Пока мы здесь, Хрюкин далеко, а там что-нибудь придумаю… Надо соглашаться на их условия.
Мальвина, которой надоело затянувшееся молчание, спросила:
– Ну, согласен с нами сотрудничать?
– А гарантии – нагло потребовал Бенедиктов, – Где гарантии, что вы оставите мне жизнь.
Чебурек вскочил с места, демонстрирую Мальвине, страстное желание накостылять, этому гаду. Девушка жестом приказала Чебуреку сесть.
– А зачем нам твоя жизнь, тебя Хрюк и без нас прикончит, мы за него не в ответе…
Бенедиктов вздохнул, делать не чего:
– Согласен.
– Только смотри, Аскольдик, надумаешь финтить, Чебурек из тебя отбивную сделает, – произнесла девушка, указывая на длинного, ждавшего сигнала к началу активных физических воздействий.
Бенедиктов поежился, рожа у Чебурека была неприятная, садистская. Небось в детстве мухам крылышки отрывал, а паучкам лапки. Перспектива занять место паучка или мушки, Аскольда Варлаамовича не устраивала, он решил – пусть все идет как идет, а там посмотрим.
– Вот и ладненько, люблю людей, который идут на консенсус, – произнесла девушка.
– А где это? – удивился Чебурек, – в смысле куда пойдем. Юг знаю, север, запада, восток. А консенсус не знаю. У нас географичка все время в декрете была, я в географии не петрю ни фига.
Громила покачал головой, тупость товарища иногда ставила его в тупик:
– Консенсус – это не часть света, ничего общего с географией не имеет. Консенсус это…
– Захлопни варежку, профессор. Скажи спасибо, что я тебя из самолета выпихнула…
Громила покраснел, виновато опустив голову.
– Кстати, Чебурек, а что ты ему в самолете сказал, чтоб он руки разжал? – поинтересовалась Мальвина.
– Что, что, – заржал Чебурек, – сказал, что если он не прыгнет, я ему быстро операцию по смене пола произведу. Вот он и отцепился, свое достоинство прикрыл.
– Ну, Громила, ты прям психолог, – произнесла девушка.
Громила перестал ржать, пытаясь сообразить: похвалили его или обозвали. Так и не поняв, на всякий случай решил обидеться.
– Ладно, пацаны, некогда задницы на солнце греть. Разбирайте вещички и в путь двинемся. Нам на операцию всего пару дней выделили, через пять дней за нами вертолет пришлют.
Жара стояла невыносимая, просто одуряющая. Теперь Ядвиге понятно откуда появляются галлюцинации, пару раз ей самой мерещилось всякое. То огни большого ресторана, то автомат с газировкой, то фонтан. Фонтан был как настоящий: огромный, каскадный, с холодной прозрачной водой. Ядвига бросилась к нему, на ходу скидывая одежду, она ясно видела как искриться на солнце вода, как в каждой капельке отражается радуга. Ясно ощущала прохладу, исходящую от воды. И только тогда, когда она долбанулась головой о дерево, пришла в себя. Никакого фонтана не было. Ядвига огляделась, она все там же, на острове. Из одежды на ней остались только трусики, топик и широкий кожаный пояс, на котором болтались ножи в чехлах, фляжка с водой, фонарик. Все остальное сбросила когда бежала к фонтану. Возвращаться за одеждой не было ни сил, не желания. Да и при сорокаградусной жаре одежда казалась не такой уж важной деталью. С другой стороны, идти под палящим солнцем было небезопасно. Ядвига огляделась, подыскивая что-нибудь подходящее. Им оказались широкие листья низенького растеньица, смахивающего на пальмочку.
А рядом росло деревце побольше с крупными желтоватыми плодами. Плоды, напоминали небольшие дыньки-колхозницы. Ядвига не поверила своим глазам – папайя! Дынное дерево, не на картинке, а самое что ни на есть настоящее. Вот это удача! Ядвига ловко взобралась наверх и сорвала ту, что побольше. Сочная ароматная мякоть показалась самой сказочной едой в ее жизни. Оно и понятно, голод не тетка.
Передохнув, подкрепившись, девушка нарвала листьев и соорудила подобие длинной юбки. Так, за ноги теперь можно быть спокойной – не обгорят, мошки не пожрут. Из самого большого листа состряпала панаму, двумя прикрыла плечи и спину. Ну, чем не аборигенка? Хоть сейчас сниматься в «Клуб кинопутешественников» или с туристов деньги сшибать.
Туристы, туристы… Ядвига терпеть не могла эту категорию людей: вечно они всюду рыщут, с фотоаппаратами и камерами, скупают сувениры, открытки, суетятся, сходят сума из-за всякой дребедени. Разве это отдых? Отдых это покой, безделье, лежание в шезлонге… Но сегодня, сейчас в данный момент, она отдала бы многое, чтобы встретить хотя бы одного туриста.
И турист появился… Ядвига ущипнула себя, боясь, что возобновились галлюцинации, но видение, вернее человек, не исчез. Он шел, почти бежал, ей навстречу, размахивая руками.
– Эй, эге-гей! – крикнул он. – Хэлп! Хэлп ми!
– Американец или англичанин? – пронеслось в голове девушки. – Вот черт, как же я с ним разговаривать буду…
Иностранных языков, к сожалению, Ядвига не знала. Все как-то недосуг было. Кое-как объяснять она могла, но только со словарем, разговорником или жестами. Без них по английский она знала всего пару- тройку слов и выражений, почерпнутых из фильмов. Среди них: фак ю, айл би бэк, Санта-Клаус, хэлп и хэппи бездей ту ю.
Англичанин или американец, между тем, несся навстречу ей с риском для жизни, перескакивая через поваленные деревья, по кочкам, спотыкался, но бежал.
«А может, он сумасшедший? Чего это он так реагирует», – подумала девушка и на всякий случай подобрала здоровенную дубинку с земли и встала в боевую стойку. Иностранец слегка притормозил и остановился метрах в пяти. Девушка пыталась разглядеть его, но искусанная мошками, грязная и пыльная физиономии мужика не красила. Одно можно было сказать с уверенностью: перед ней нестарый еще мужчина.
Американец перевел дух и, подняв руки, вероятно, демонстрируя, что у него нет оружия, мелкими шажками стал приближаться к девушке, выкрикивая какие-то непонятные слова, тыча пальцем в небо, потом в себя, потом в нее. Затем он расправил руки, как крылья, и упал перед девушкой на колени.
Ядвига с любопытством разглядывала мужика, ожидая его дальнейших действий. Он встал, подтянул шорты, перевязанные на поясе бечевкой (модно у них так, что ли?), и, протянув одну руку вперед, а вторую прижав к груди, проговорил жалостно:
– Пи-иис! Пи-ии-с! Ам-ам!
Ядвига напрягла свою память. «Пис», это, кажется, «кусочек» по-английски. По крайней мере, в голове всплыла фраза из школьного курса английского «пис оф пейпа» – кусочек бумаги. Так, значит, ему нужен кусочек чего-то, вот только чего? Как это самое «ам-ам» переводится?
Непонимание затягивалось и уже начинало напрягать. Иностранец, схватил какую-то щепку и принялся что-то царапать на земле. Ядвига приблизилась. Закорючки, были, конечно, не рисунком мастера, но
