– Не моя, но у меня сил больше!.. Да ты не бойся, я для примера. Каждому нужно где-то жить! И это дело отца было, кому и что дарить. Согласна?
Верка напряженно думала.
– Ну да, папуся для нас все делал.
– Правильно. И нечего сейчас его осуждать, когда он утонул.
– Куда утонул? – не поняла Верка.
– То есть умер… Ты лучше у матери спроси, куда она наш дом дела, который отец построил. А он ведь несколько миллионов стоил. Хватило бы, чтобы нам с тобой по отдельной квартире купить, и еще на жизнь осталось бы!..
– Мам! – заорала Верка. – Мам!.. Где ты там!!!
– Гав-гав! – поддержал Антип. Он жил в детской комнате и часами висел на дверной ручке.
Она появилась, большезадая, с плохо прокрашенными волосами и с подозрением в глазах:
– Ну чего тебе?
– А ты куда папусин дом дела? – поинтересовалась дочь.
– Какой дом?
– Который папуся построил для нас! Птичик говорит, что он несколько миллионов стоил! Я хочу отдельную квартиру!
Мать посмотрела на Анцифера глазами – гиперболоидами инженера Гарина, собираясь испепелить сына на месте.
– Что за разговоры! – наехала она.
Птичик улыбнулся:
– Да не страшно, мам. Давно уже! А дом ты, тетя Рая говорила, спустила на своего хорька Хабиба! Продала за копейки, так тебе кувыркаться с Хабибом хотелось! И Верка в тебя пошла! Хорошо, хоть она мужикам не платит!
– Да я тебя!..
Мать стала подпрыгивать на месте, но никто не понял, что это за ритуал такой новый.
– Ты чего, мам? – улыбнулась Верка. – Сейчас пол проломишь!
Она сделалась красной, и все продолжала подпрыгивать. Затем краснота перешла в бордовый окрас, спускающийся от лица к шее, от шеи к плечам.
– Ее замкнуло, – определила Верка. – Сейчас того!..
Анцифер поднялся со стула, подошел к матери и обнял ее:
– Ну успокойся, мам! Успокойся! Мы тебя все равно любим!
Тут и Верка подошла к матери и обняла ее крепко-крепко.
Неслышно из коридора нарисовался Соевый Батончик Иван Хабибович Оздем. Он втиснулся между братом и сестрой, крепко ухватив мать за подол.
Она перестала подпрыгивать и заплакала, да так горько, что омыла слезами всех своих детей. И столько от нее отошло несчастной жизни, что тела братьев и сестры покрылись мурашками и наполнились нервической энергией. Сначала Верка стала подпрыгивать, затем мать за старое принялась, а потом и Птичик с Соевым Батончиком не выдержали. Так они и подпрыгивали где-то с час, объединенные общим духом одной турецко-русской семьи.
А когда все успокоилось, она, вспотевшая и обессиленная, рухнула в кресло и вынесла приговор:
– Хабиб во всем виноват! Он меня с пути истинного сбил!
– Турок, одно слово! – горько вздохнула Верка. – И вот ведь – ни одного подарка за всю жизнь не сделал!
– Папа!.. – пролепетал Иван Хабибович Оздем.
– Ну ладно! – определился Птичик и пошел из комнаты. Вся семья двинулась за ним.
Обнаружили Хабиба запертым в туалете.
– Выходи, друг! – попросил Анцифер. – Выходи!..
– Эй! – поддержала Верка. – Твой, что ли, туалет?
Грозно рычал Антип, поддаваясь всеобщему агрессивному настроению.
Мать хлюпала носом, а Соевый Батончик поскребся в дверь, неустанно повторяя: «Папа, папа!»
На зов сына Хабиб покинул убежище и предстал перед семьей пленным.
– Все, – определил Птичик. – Все! – Хабиб поднял на него испуганные глаза, давно уже не похожие на спелые маслины, и ожидал от этого огромного подростка насилия. – Все, ты больше здесь не живешь!
– А где? – спросил Хабиб.
– Ну как где? – удивился Анцифер и уточнил: – У каждого человека есть своя родина. Там ему лучше жить! Где родился, там и пригодился!.. Давай, дорогой, собирай вещи!
Хабиб было к матери оборотился, протянув к ней худые руки, но та виновато отвернулась, совершая в очередной раз предательство.
Всей семьей собирали Хабибовы вещи, оставили только кальян на память о нем, а он сидел в кухне на табуреточке и глядел в окно на осень. В этой стране всегда осень, думал он, даже когда лето и зима.
Мать его ребенка достала с полочки турецкий паспорт и протянула мужу.
– Я провожу его! – вызвался Птичик.
Он взял чемодан с вещами отчима и пошел на выход. Как бычок на заклание, поплелся за ним Хабиб. Уже в дверях он вскинулся и спросил:
– А сын?.. Сын мой как?
– Как-как! – отшила Хабиба Верка. – Ребенок с матерью должен жить!
Анцифер шел по улице чуть впереди Хабиба и думал о том, что не всегда мальчик должен оставаться жить с матерью. Сам бы он предпочел остаться с отцом, но Нестор умер, не оставив вариантов.
– У меня нет денег на самолет! – признался Хабиб.
Анцифер оборотился и, немного подумав, решил:
– У тебя вид на жительство российский есть! Быстро найдешь работу, недели за две заработаешь на билет.
Хабиб кивнул, а потом неожиданно заплакал. Его густые, похожие на оливковое масло слезы капали на асфальт.
Птичик подошел к нему и сказал:
– Обними меня, я дам тебе силы!
И Хабиб обнял этого странного подростка и действительно ощутил прилив сил, он больше не плакал, а успокоенно дышал на плече пасынка.
Через минуту Анцифер осторожно отстранил от себя Хабиба и добавил на прощание:
– А теперь уходи!.. Зверь!..
Возле подъезда Анцифера поджидал учитель.
– Ты где был?! – заорал. – Я в тебя вкладываюсь, а ты не ценишь!.. Где прячешься?! Я стараюсь, а ты!..
– Не надо кричать! – попросил Птичик. – Я же не раб ваш. У меня своих дел много!
– Почему ты не ходишь в институт?
– Я влюбился.
Учитель был обескуражен. Он знал, что такое быть влюбленным. Вспомнил рыжую Джоан и поинтересовался:
– А как же Нобелевская премия?
– Отложим.
– Надолго?
Анцифер пожал плечами: мол, кто знает, сколько любовь продлится.
Учитель сел на тротуар, обхватив руками голову. Он понял, что появившаяся надежда стать великим педагогом, чей ученик прославит Россию, канула в Лету. Перспектива возвращения в обычную школу на должность учителя физики навевала мысль о самоубийстве.
– Да не переживай ты так, учитель! Все еще будет!
– Тебе не понять! Когда перед тобой открыты все двери мира, когда ты обласкан планетой и любимой женщиной, вдруг тебе на голову падает горшок какой-то старухи Мейсен – и все! У тебя ничего нет! Твои
