Глубоко втянув воздух ноздрями тонкого, с небольшой кривизной, носа, он сосредоточился на кислороде, на его молекулах, обнаруживая в них лишь запах старости и долго непроветриваемого помещения… Еще слегка пахло картофелем фри.
В это время на диване зашевелилась старуха. Она еще не пришла в сознание, но незнакомец быстро подпрыгнул к изголовью, склонился над подергивающимся лицом Ангелины, ожидая ее возвращения.
Еще не успев открыть глаз, старуха ухватилась руками за свои груди. Нащупав в них пачки с долларами, она расслабилась и хлопнула ненакрашенными ресницами.
Увидела перед собой незнакомое лицо, даже запах чужака учуяла, так близко от ее физиономии находилась вражеская башка. Пахло дорогой парфюмерной свежестью.
Старуха, напрягши в мгновение мышцы шеи, бросила вверх свою голову, стараясь угодить лбом в нос непрошеного гостя. Но тот без труда увернулся, а затем, в свою очередь, взял двумя пальцами Ангелину за трахею.
«Теперь точно, конец, – уверовала она. – Непонятно Только, за что, если бабки целы. Или не нашел их пока? С мертвого тела снимет!..»
– Не дергаться, старая сука! – приказал мужчина таким, но властным голосом.
Она захлопала в ответ глазами, выражая полное понимание обстоятельств, а вместе с тем согласие быть покорной, как молодая в первую брачную ночь. Сука так сука, о чем разговор!
– Зачем в меня стреляла? – спросил незнакомец, слегка ослабив на горле железную хватку. – Говори, дрянь!
В воскресенье доктор Утякин встретился с человеком, похожим на немолодого верблюда. Крупные черты лица: мощный нос, глаза-маслины, большие мясистые губы… Длинные волосы, спадающие на крепкие плечи, обтянутые дорогой пиджачной материей, отличали человека от остальных посетителей. Такими красивыми волосами в этом месте не обладал никто. Встреча состоялась в клубе гостиницы «Националы) в полумраке шикарного декора, за небольшим столиком, подсвеченным откуда-то сбоку – для игры хрусталя, фарфора и столового серебра.
Принесли красного вина, немного фруагра и несколько подсушенного теплого кекса, нарезанного хлебными кусочками.
Официант разлил вино по фужерам и удалился.
До этого момента похожий на верблюда человек сохранял молчание, лишь издавал слегка чавкающие звуки, затягиваясь толстой пахучей сигарой. Иногда он аристократическим жестом, двумя скрещенными пальцами, убирал длинные черные с проседью волосы со лба, переводя пряди с висков за плечи.
Утякин не старался самостоятельно начать разговор, знал, что время диалога само наступит, лишь вожделенно поглядывал доктор на перстень с золотой ящеркой, украшающий руку визави.
– Что? Разговор начался.
– Нашел, – ответил Утякин.
– Уверены?
– В наше время на сто процентов ни в чем быть уверенным нельзя!
– А на сколько процентов уверены вы?
– На девяносто пять.
– Как с тем членом Политбюро?
– Нет-нет! – замотал головой Утякин. – Здесь все по-другому!
В этом месте разговора возникла продолжительная пауза. Собеседники утоляли жажду рубиновым вином, а голод – маленькими бутербродиками с паштетом из гусиной печени.
Мило улыбался навстречу гостям бессменный директор клуба Алик. Ему было за шестьдесят, и многие стеснялись звать его просто по имени, присоединив к нему почетное «дядя».
Человек с верблюжьим лицом слегка кивнул дяде Алику.
– И кто наш разыскиваемый?
– Некая Ангелина Лебеда.
Собеседник выпустил к потолку тонкую струйку сигарного дыма, пожал плечами, ничего не вспоминая, связанное с названным именем.
– Ей восемьдесят два. Она – мастер спорта международного класса по стрельбе из арбалета. Воевала и имеет три ордена Славы. В нашей стране это очень почетно. Особенно сейчас, когда ветеранов осталось слишком мало. Тем более женщин с такой биографией.
– Я тоже из этой страны, – напомнил собеседник.
Утякин постарался заглянуть сотрапезнику прямо в глаза, ему это удалось, а увидел он в них собственное отражение – человека, заглядывающего в чужие глаза.
– Во всяком случае, последние семьдесят лет я проживаю в России.
– Конечно, – подтвердил Утякин.
Далее собеседник доктора произвел странные манипуляции. Взяв бокал, он аккуратно вылил из него несколько капель в блюдечко для масла, отщипнул от кекса крошку с изюмом и замочил ее в терпком французском вине. Затем стянул с пальца перстень и, осторожно уложив его рядом с блюдечком, откинулся на мягкую спинку кресла.
Обычно бесцветные, глаза Утякина теперь горели вожделенным огнем крайнего любопытства.
