беленькой девочки с печальными глазами. Он понял, что эта юная прелесть, будущая носительница Космоса, именно та, через которую он будет тщетно пробовать оплодотворить Вселенную всю свою жизнь…
Она тихая и застенчивая, печальная от судьбы, жила в интернате замкнутой принцессой, которую, впрочем, в ней никто не мог разглядеть. Ее мало интересовала реальная жизнь, а все больше обыкновенные девичьи фантазии отвлекали от социалистического счастья. Девочку звали Машенькой, она по своему душевному настрою и внутреннему ощущению сказочности бытия могла бы запросто родиться Белоснежкой или, на худой конец, чувствовать себя пушкинской Людмилой. Но великого русского поэта дитя пока еще не пробовала на язычок, лишь Шарль Перро имелся в библиотеке, а потому Машенька по своей инфантильности идентифицировала себя с Красной Шапочкой. А каждая Красная Шапочка нуждается в Сером волке!..
Иногда нужда утоляется, и в «сказочную» жизнь Машеньки Серым волком ворвался Леонид.
Пробравшись ночью в девичью спальню, отыскав звериным чутьем постель со своей избранницей, мальчик взглянул на нее, спящую ангелом. Все тело, от кобчика до затылка, почему-то лихорадочно затрясло, словно к электричеству подключился пальчик. Он глубоко вдохнул ноздрями Машенькин конфетный запах, и зрение его во второй раз перевернуло жизнь с ног на голову… Он увидел ее спящей на потолке, себя парящим рядом на ее кровати, как на ковре-самолете. От восхищения он пролил слезу в небо, а когда она вдруг открыла свои чудесные кукольные глаза, произнес только ей:
– Я люблю тебя! Будь моей женой!..
10
Из приоткрытой двери, ведущей в комнату, торчали ноги. Причем торчали они как-то вывороченно, неестественно.
– Умерла! – ахнул Утякин. – Материал скончался! – В два прыжка Михаил Валерианович очутился над телом Ангелины и сначала рассматривал его – безсознанное, лежащее на спине, с раскинутыми руками. Седые волосы Лебеды разметались по натертому мастикой паркету, а лицо оставалось безмятежным, что давало Утякину страшный повод думать о смерти пациентки. – Нет! – вскричал он драматически. – Нет!!! – Михаил Валерианович упал перед Ангелиной на колени, будто желая вымолить у Господа жизнь, но сам, приговаривая: «Да что же это!» – пытался нащупать пульс на сонной артерии Лебеды. – Нету! – вовсе терял с каждой секундой самообладание врач. – Как же это?!!
«Надо вызвать „скорую“, – заметался Утякин, но тут же осознал глупость своего решения. Она умерла, и никакая „скорая“ уже не поможет! Почему он такой несчастный! Почему ему столько в жизни мучений выдается! Как только он что-то обнаруживает, так сразу нечто потустороннее выхватывает находку у него из рук!.. Так нельзя! Так не должно быть!.. К черту всех! Всех!!!
Кого он отправлял столь далеко, пожалуй, сам доктор бы не смог точно определить. Наверное, действительно всех и вся, вместе с собой в придачу!
Утякин сидел возле тела Лебеды с отсутствующим видом. Глаза его оставались открытыми, но не видели они ровным счетом ничего. Жизнь в теле Михаила Валериановича замерла испуганным сусликом…
Прошло непонятное количество времени, щелкнул таймер телевизионной приставки, и комната Ангелины наполнилась странными звуками.
– Дасиш фантастиш! – неслось с экрана. – Я-а-а!.. Е-е-е!..
Утякин вырвался из оцепенения, проморгался, оглянулся на телевизор и увидел на экране как мужские, так и женские половые органы, увеличенные на всю плоскость кинескопа.
– Фак ми, фак ми!.. – истошно орали динамики.
«Этого еще не хватало», – подумал Михаил Валерианович, механически подмечая искусственное удлинение полового члена на экране, а также плохо выбритые женские ноги. Последнее он не выносил абсолютно.
Утякин сам не заметил, как его пальцы опять ткнулись в сонную артерию Ангелины. Нежные, белые, словно в них не поступала кровь, подушечки с папиллярными узорами, ощутили слабенькие толчки.
Пока информация от пальцев передалась в мозг Утякина, с экрана телевизора заорали столь истошно, что в потолок застучали.
«Стучит, – подумал Михаил Валерианович. – Кто-то стучит…»
Господи! Это же пульс!.. Вот он, слабенький, нитевидный!.. Жива, жива!!!
Здесь надо было срочно действовать!
Утякин тотчас перестал нервничать, превращаясь в серьезного врача.
Он быстро раздел до пояса Ангелину, стащил со своей шеи стетоскоп и приложил его к груди старухи. Сердечные ритмы были хоть и слабы, но ритмичны.
«Нет, это не инфаркт, – понял Утякин. – Неужели инсульт?.. Тогда все, все пропало!»
Михаил Валерианович оттянул веко Ангелининого глаза и посветил в него крошечным фонариком. Он пытался доглядеться до глазного дна, пытаясь обнаружить кровавую каплю.
Нет, не инсульт!.. Нет-нет!.. Тогда что же?..
Утякин просунул руку Ангелине под затылок, пытаясь приподнять ей голову, обдумывая вероятность простого, хоть и глубокого обморока, но ладонь доктора вдруг почувствовала липкое тепло, в котором опыт точно обнаружил кровь.
«Обморок, – решил Михаил Валерианович. – Она потеряла сознание и неудачно упала!..»
Дальше Утякин действовал крайне быстро. Он набрал по мобильному телефону номер платной «скорой», ругая себя за промедление, назвался диспетчеру, объяснив, как доехать.
– Пожалуйста, быстрее! – взмолился он.
– Сейчас ночь, пробок нет, – ободрила диспетчер. – Через пять минут машинка будет!