посмотрел на другие планеты и звезды, ему вдруг стало скучно, и он подумал о том, что хорошо бы взглянуть на бабку с дедом и на младшего братца Шиву, спящего сейчас в своей теплой кроватке… Ракета развернулась и понесла его обратно к Земле, где подлетела к отчему дому и замерла возле его окон… Бабка спала, а дед сидел на кухне и читал газету, страдая бессонницей. Мао злобно посмотрел на него, а потом пожелал ему боли. Дед мгновенно схватился за сердце и стал сползать со стула… Побелевшими губами он позвал подмогу, бабушка прибежала, бросилась к телефону, вызывая «скорую помощь». Впрочем, космический путешественник решил не добивать деда до конца, и сердце еще до приезда врачей отпустило… На следующий день дедушка рассказывал бабушке, что в момент сердечного приступа ему привиделось лицо Мао — злобное и сатанинское…
Насладившись мучениями деда, Мао залетел с другой стороны квартиры и полюбовался на спящего Шиву. Тот был так красив в своих сновидениях, что тем и спасся от злых козней летучего братца…
Мао почувствовал, что устал, возвратился на полянку, вышел из корабля и, добравшись до детского сада, улегся в свою кровать. Он тут же заснул, и снились ему скромные похороны деда…
На следующий день одна из воспитательниц заметила, что на руке ребенка отсутствует палец. Она некоторое время мучилась, вспоминая, скольких пальцев не хватало у китайчонка до сегодняшнего утра, и пришла к убеждению, что не хватало лишь одного… Куда же делся второй?..
Ночная нянечка, сдавая смену, рассказала, что Мао куда-то ночью выходил с территории, был очень возбужден, но когда он вернулся, нянечка не знала, так как спала каким-то странным для себя глубоким сном… Воспитательница была почти убеждена, что палец у Мао исчез именно этой ночью. Единственным сомнением было то, что на руке у ребенка отсутствовали какие-либо следы пореза
— была аккуратная культя, как будто сформировавшаяся несколько лет назад…
Помучившись, воспитательница решила бросить это дело, не думать о нем вовсе, честно отрабатывать свою смену, а после уходить в постель своего мужа, возглавлявшего неподалеку от детского сада военное формирование средств противовоздушной обороны…
На следующую ночь Мао вновь поднялся с кровати и ушел в лес. Корабль так же, как и вчера, стоял на поляне, мерцая в густом сумраке… Мао вновь протянул к нему руки и с замиранием сердца следил, как еще один палец исчезает с его руки… Он понял, что пальчик служит одноразовым ключи двери корабля и что в лучшем случае он сможет войти в звездолет еще семь раз…
Мао удобно уселся в кресло и понесся к далеким звездам.
Он опять повидал чужие миры, восприняв их, как и подобает ребенку, — не сверхъестественно, а обыденно; испытал в своем малолетстве радость от оргазма, подаренную ему каким-то прозрачным человеком, очень от этого устал и направил корабль к Земле…
Когда корабль проткнул атмосферу планеты, его засекла одна военная часть, которой командовал муж воспитательницы Мао, Его подняли с постели, и в одном исподнем он прибежал на командный пункт. Там он принял для себя не историческое решение обстрелять неизвестный объект ракетами «земля-воздух» и смело нажал кнопку пуска.
Первая же ракета достигла цели. Мао почувствовал, как что-то ударило в стенку корабля. Его выбросило из кресла и шарахнуло обо что-то головой… Затем снова раздался взрыв, и ребенок потерял сознание…
Очнулся Мао на поляне, лежащим в мокрой траве. Рядом стояла скособоченная ракета. Она как-то болезненно вибрировала, а затем медленно стала подниматься, и Мао понял, что она улетает навсегда, бросая его в одиночестве и тоске.
Ребенок заплакал и поковылял к детскому саду, всем сердцем ненавидя эту планету и людей, ее населяющих…
С этой ночи Мао потерял все свои аномальные способности. Его взгляд утратил ту магическую силу, которая повергала окружающих в ужас, но стал просто неприятным и обыкновенно злым. Он уже не мог видеть через стены и что-либо внушать людям… Его способности унесла с собою ракета, оставив душу ребенка ущербной, а лицо уродливым…
Но осталась у Мао природная сила. В школе-интернате, куда его после детского сада отдали бабушка с дедушкой, ребенка сначала попробовали дразнить за толстые губы и маленькие косые глазки. Но когда он избил своих обидчиков до полусмерти, проявив при этом незаурядную жестокость и желание нанести увечье, маленького китайца-дауна стали бояться и старшеклассники, и учителя.
Ему почти никогда не ставили двоек, хотя учился он отвратительно. Боялись мести, и были правы в своих страхах… Один молодой учитель-химик, только что принятый в интернат на работу, за отказ Мао проводить опыт с жидким азотом вкатил ему в журнал сразу два неуда, а на хамские пререкания публично назвал его уродом… В обед учитель выпил стакан чая, в котором было по меньшей мере граммов тридцать соляной кислоты… Из школы беднягу увезли в реанимацию, спасли, но с тех пор желудок у него был одна сплошная язва… Все знали, что кислоту влил Мао, но конкретно этого никто не видел, а потому мер принять не смогли…
За всю свою учебу в школе Мао не только ни с кем не подружился, но и не завел приятельских отношений. Он был все время один, вечно молчал, как немой, и казалось, что гложет его какая-то большая мысль…
Лишь в десятом классе Мао испытал теплое отношение к человеку. Это была девочка из девятого класса — тихая и невзрачная. Она стала единственной, кому удалось узнать близко злобного подростка, заглянуть в его душу и даже полюбить ее…
Это произошло как-то неожиданно. На одной из перемен Мао пригласил девочку прогуляться по парку, находящемуся рядом со школой, как только кончатся уроки.
Она согласилась, так как до этого времени на нее никто не обращал внимания, да к тому же и боязливый интерес к юноше со славой зверя волновал ее неискушенное сердечко…
Они гуляли по осеннему парку, сначала молча, а потом Мао постепенно разговорился, открывая себя как великолепного собеседника, с суждениями о жизни не подростка, но взрослого мужчины…
Вскоре девочке стала интересна не только его дурная слава, но и он сам. Как оказалось, за маленькими косыми глазками и кровожадными губами скрывались тонкие и нежные чувства, и ей было все равно, что они проявлялись только по отношению к ней…
Позже об их связи узнала вся школа. За странной парочкой установили контроль, так как боялись всяких неожиданностей. Следили за ними повсюду, не скрываясь, в основном это делали педагоги-мужчины, да и то только те, которые были физически сильны.
Мао раздражал этот контроль, он чувствовал, что нервы скоро не выдержат и кто-нибудь заплатит за шпионаж проломленной башкой.
Как-то вечером, вооружившись лопатой, он ушел в парк без своей подруги и под покровом наступающей ночи вырыл эемлянку. Он устроил вход между корней рассохшегося дуба и замаскировал его сухими ветками. Затем перетащил из школы несколько старых одеял и устроил в землянке нечто вроде лежбища, где и переночевал медведем в новой берлоге.
Утром Мао съездил в город и раздобыл где-то три капкана для ловли волков, которые расставил вокруг землянки, тщательно их закамуфлировав.
Днем, как обычно после уроков он повел девочку в парк, все время чувствуя позвоночником слежку. Неожиданно он схватил подругу за руку, потащил ее в сторону, и они побежали, стараясь оторваться от преследователей…
Позже, в землянке, когда волнение девочки пошло на убыль и сердечко застучало спокойнее, Мао положил свои могучие ладони на ее неразвившиеся груди и стал ласкать их нежно, как большой зверь ласкает своего новорожденного детеныша. И не было в его действиях никакого опыта, был лишь один могучий инстинкт продолжения рода человеческого… И если бы Мао хоть на миг задумался о смысле этого инстинкта, хоть на минуту попытался контролировать свои действия, то несомненно бы понял, что совершает акт, противоречащий всей его природной философии, всему его существованию. Он ненавидел человечество и, наверное, не захотел бы принимать участия в его воспроизводстве. Но инстинкт на то и инстинкт, что даже человека лишает разума, оставляя высокой материи лишь функциональные способности…
Девочка после этой ночи забеременела и по неопытности узнала об этом лишь на четвертом месяце. Ее тошнило, и она обратилась к интернатскому врачу, который, ухмыляясь, сказал, что она скоро станет
