— Дай-ка посмотреть! Это сенсация! Это невероятно!
— Да-да! — согласилась женщина-звукооператор, и лицо ее сияло в предвкушении славы.
Оператор включил перемотку кассеты, но уже через мгновение лицо его сначала побелело, потом посерело, а потом и вовсе стало черным.
— Что? — помертвел болгарин.
— Забыл, — ответил загробным голосом Каргинс.
— Что забыл?
— Кассету вставить…
7. МИТЯ
Мусоровоз проезжал по микрорайону, и грузчики, не торопясь, переваливали мусорные баки в вонючее нутро машины. Главный мусорщик стоял на специальной площадке и управлял ручками, с помощью которых особые захваты поднимали мусорные баки и ставили их в кузов мусоровоза, взамен новых.
Их было трое. Грузчиков. Они были семьей. Отец и два сына. Один — старший, другой — младший, слепой от рождения.
— Ефим! — командовал отец, шуруя рычагами. — Чего канитель развел! Если мы будем тратить по двадцать минут на каждый дом, то домой вернемся к полуночи! А ты помнишь, что у матери сегодня день рождения?
— Помню, помню! — отмахнулся здоровый детина в холщовых рукавицах.
— Так цепляй живее! А ты, Алешка, — обратился отец к слепому, — пошарь возле баков и собери то, что мимо упало! Понял?..
— Ага, — отозвался слепой и, встав на карачки, заползал, нащупывая мусор.
Он и поднял тело девочки, завернутое в снежную шубу, через которую не сочилось тепло.
Огнетушитель, что ли, использованный? — прикинул Алешка и, не долго раздумывая, бросил найденное в мусорный бак, попав точно, что говорило о его сноровке.
Тело девочки упало на что-то мягкое, какое-то тряпье, вероятно; снежная шуба рассыпалась, обнажив ее тельце. Глаза девочки были открыты, и если бы она понимала человеческую речь, то услышала бы голос главного грузчика, скомандовавшего сыновьям: «Поехали!»
Мусоровоз был полон и ехал медленно, выбираясь на шоссе, ведущее в центр города. По иронии судьбы разгружаться мусоровоз должен был на другом конце города, хотя в Пустырках имелась своя городская свалка, но какое-то нерадивое начальство… В общем, понятно…
— Подарки матери купили? — поинтересовался отец, крутя рулем.
— Так шесть утра! — отозвался старший. — Успеем еще.
— А я матери платок купил, — сообщил слепой. — Говорят, красивый.
— Экая ты, Ефим, образина! — процедил отец, выезжая на круг центральной городской площади. — Никакого к матери уважения.
— Ты лучше на газ жми! — отозвался старший. — А то действительно до закрытия магазинов не обернемся!
Отец прибавил газу.
— Мать у нас красивая! — вдруг сказал Алешка и потер слепые глаза.
Отца от этой фразы закорежило, и он еще прибавил скорости.
Был первый снег, и был первый мороз, который сделал дорогу скользкой.
Навстречу мчалась легковая машина, водитель которой заснул уже минут десять назад и управлял на автопилоте. Машина, словно таранный агрегат, мчалась лоб в лоб мусоровозу.
— Ишь ты! — изумился Ефим.
— Вот черт! — отозвался отец и стал жать педаль тормоза что есть силы.
— Чего там? — спросил Лешка, но ему не ответили.
Казалось, что столкновения не избежать, но старый грузчик недаром водил машину уже лет сорок: он вывернул руль на сорок градусов и еще поддал газу, одновременно нажимая на тормоз. Мусоровоз налетел на бордюр тротуара, встал на два колеса, увернулся от легковушки, проехал так метров сто, чуть не перевернувшись, затем встал на четыре колеса и выправился.
— Ну ты, батя, ас! — похвалил старший.
Отец, бледный, проговорил несколько ругательств, а потом улыбнулся.
— Что это было? — нервно спросил Лешка.
— Да ничего-ничего, — успокоил брат.
Мусоровоз сбавил ход и продолжал ехать туда, куда ему и следовало.
Ни отец, ни старший сын, ни тем более младший не заметили, что в момент несостоявшейся катастрофы из кузова мусоровоза выпал один из контейнеров, который покатился по заснеженной дороге и остановился против магазина «Продукты».
В то же самое время грузчик Петров, с забинтованным наискосок глазом, двигался к вышеуказанному магазину, чтобы дожидаться прибытия машины с товаром и принять участие в ее разгрузке по обязанности.
Чуть было не произошедшая авария случилась как раз на его красном от перепоя и недосыпа глазу, сохранившемся от голубиного нападения, и он от физического бессилия даже не закричал вслед удаляющемуся мусоровозу.
Добредя до качающегося бака, Петров безо всякой мысли ткнул его ногой и широко раззявил рот, когда из зловонного нутра появилась детская головка с голубыми глазенками, уставившимися прямо на испитую физиономию грузчика.
— У-ты! — отскочил он. — Мертвяк новорожденный!..
Между тем головка зашевелилась, а голубые глазки захлопали ресничками.
— Живой! — определил грузчик и отскочил еще на полметра.
Он стоял и смотрел на дитячье личико, пытался предметно думать, но у него ничего не получалось, лишь голубиные тушки в воображении проскакивали.
Ребеночек улыбнулся. Причем сделал он это в самый глаз Петрова, которого словно пробило, и он задумал, заворочал мозгами, как будто не пил всю неделю зверски.
Кто-то ребеночка родил и выбросил в помойку, — сложилось в мозгу. — На улице холодно, и младенец, вероятно, вот-вот замерзнет. А есть ли мне до этого дело?.. Нет, — сам себе ответил грузчик и уже было дернулся к заднему входу магазина, как вдруг услышал:
— Агу…
Он остановился как вкопанный, будто ему сказали: «Стой, стрелять будем!» Какая-то неведомая сила врыла ступни ног в грязных ботинках в заледенелый асфальт.
— Агу, — повторил ребенок, и Петров обернулся на голос, вжав голову в плечи.
Он увидел, как из бака, перебирая розовыми ручками, черпая крохотными пальчиками снежок, на коленочках выбрался младенчик и улыбнулся грузчику так широко и приветливо, что того словно обухом по голове шибанули. Грузчику Петрову никогда не улыбались.
— А ведь младенчик женского полу! — определил сотрудник магазина и стал оглядываться по сторонам так, как будто нашел кошелек и уверяется, что он его один видит.
Девочка пустила изо рта слюдяную слюнку и все смотрела на небритую рожу Петрова, подергивая слабенькой головкой.
Сам того не ожидая, Петров наклонился над девочкой и взялся за ее тельце.
Он удивился, какие черные его руки на розовой коже новорожденной, какие грубые пальцы, способные невзначай щелкнуть хрупкими ребрышками… Он поднял ее и, кривясь физиономией, держал на вытянутых руках, а она сучила ножками и не переставала улыбаться.
— Сучка! — зачем-то сказал Петров громко и опять огляделся по сторонам.
Грузчик стеснялся смотреть на наготу, а потому расстегнул пальто и засунул девочку под засаленную полу.
— Агу…
Сначала он хотел оставить головку наружу, как делают обычно женщины, пряча под дорогие шубы своих левреток, но потом передумал, логично заключив, что ребенок не собака, может застыть от морозного дыхания.
