подозревал, что до конца жизни по ночам ему будет грезиться образ этой девушки со странными, слегка раскосыми глазами…
Жанна прошла прямо в палату напротив входа.
В большом помещении, отделанном белым кафелем и уставленном различной аппаратурой, лежали двое, разделенные длинной, до потолка, клеенкой. Нестарый мужчина и пожилая женщина. Медицинский персонал отсутствовал, лишь попискивали датчики сердечной жизни.
К кровати женщины была прикреплена табличка с ее именем и датой поступления: «Ангелина Кузьминична Гугулия, 26.12. Проникающее ранение в область живота. Многочисленные повреждения».
Жанна села на стул рядом с женщиной и долго смотрела на нее, пока та не открыла своих утомленных глаз.
— Кто вы? — спросила Кузьминична.
— Меня зовут Жанна.
Что-то знакомое показалось нянечке в лице девушки, но пожилая женщина была столь слаба, что не стала думать на эту тему, а просто лежала измученная.
— Вас ранили в живот? — спросила Жанна.
Женщина кивнула головой.
— Все кишки порезали.
— Вы не умрете. У вас все заживет.
Кузьминична поняла, что девушка — врач.
— Спасибо вам. Но уж сильно кишки болят.
— Все наладится. До свидания.
Из глаз Кузьминичны выкатились слезы. Почему-то от незамысловатых слов девушки-врача она почувствовала необыкновенное облегчение во всем организме и теперь уже сама поняла, что не умрет… Заулыбалась во весь рот, забыв, что зубы рядом в стакане. Еще она подумала о только что ушедшем муже- грузине, которого очень любила, и еще шире заулыбалась тому, что любить еще предстояло…
А Жанна перешла за клеенку и долго смотрела на мужчину с бакенбардами, из синюшного рта которого торчал почернелый язык. К его кровати была прикреплена табличка: «Карапетян Г.М., 25.12. Гангрена».
Лейтенант открыл свои армянские глаза и, несмотря на высокую температуру, почувствовал себя мужчиной. Он собрался с силами и сказал комплимент:
— Ы аая оошая!
После этого он скорчился от боли и перестал быть мужчиной. Инфекция неслась в его крови, отравляя печень и почки, мутя сознание.
— Это не ваш язык! — сказала девушка.
— Эя аю…
— Это он вас погубил.
— Эя уиаю? — поинтересовался слабый Карапетян.
— Да, — кивнула Жанна и взяла лейтенанта за руку. — Вы умираете.
— Эо се Иникин! — пожаловался армянин. — Эо он эяык ме сюзой посунул!
— Я знаю. Но он не виноват. Он не знал, ваш Синичкин.
Из носа Карапетяна пошла кровь. Она стекала к его бесцветным губам, а потом по щеке на подушку.
— Уиаю? — спросил лейтенант.
Жанна кивнула.
— Но вы не бойтесь! Никто не знает, сколько есть чего после!
— А есь?
— Не знаю. Есть только сон. Может, еще что, я не знаю.
Кровь пошла сильнее. Инфекция обосновалась в мозгу Карапетяна, и он увидел что-то. Челюсть его отвисла и стала ходить туда-сюда, то открываясь, то закрываясь.
Жанна открыла рот и выдохнула синее облачко, которое залетело в рот Карапетяна. Его тело несильно содрогнулось, а потом вытянулось, словно ему скомандовали «смирно».
Лейтенант Карапетян умер.
Жанна подошла к покойному, засунула пальцы в мертвый рот и резко дернула, отрывая отторженный язык. Затем она спустилась в подвал больницы, где находилась печка для сжигания всякого ненужного хлама, и бросила черный язык в пламя. Она увидела, как отросток на мгновение закорчился в пожарище, а потом вспыхнул ярче солнца и обратился в тлен.
После этого она покинула больницу, сдав халат гардеробщице, которая, вновь оглядев девицу в мужском, все-таки пришла к выводу, что девчонка — прошмандовка. Такими ангелы не случаются!..
Жанна ступала по белому снегу, оставляя на нем неглубокие, словно детские, следы. Она шла бесцельно, ни о чем не думая, как вдруг что-то заставило ее остановиться.
«Спортивный зал» — прочитала она и вошла, влекомая некоей грустью.
Жанна направилась прямо в просторное помещение, где располагались спортивные снаряды. Ее безошибочно повлекло к штанге. Она наклонилась над ковром и обнаружила засохшую каплю чего-то. Потрогала заскорузлое место пальцами, а потом, выпрямившись, пошла было обратно. Но что-то почувствовав особенное, остановилась перед финской парной, вошла в нее, вдохнула пекло и вдруг увидела крошечное перышко, прилипшее к термометру.
Она сняла это перышко, долго вглядывалась в него, а потом неожиданно сдунула его на раскаленные камни. Перышко вспыхнуло и исчезло в небытии…
Жанна проводила все время на улице, постоянно шагая куда-то. Она ни о чем не думала, просто выжидала время до означенного часа, который приближало отстукивание ее сердца.
Иной раз ей вкладывали в руку какую-нибудь мелочь, но через два-три шага она роняла ее. Частенько девушка слышала предложения от мужчин, которые, клянясь, что не имеют в виду ничего такого, предлагали помощь.
С одним она пошла, с самым старым. У него имелась своя квартира, совершенно простецкая, с большой фотографией немолодой женщины на стене.
— Вас не смущает? — спросил мужчина.
— Совсем нет.
— Ну и хорошо.
Он угостил ее коньяком, а потом предложил лечь в постель. Жанна пожала плечами и скинула вещи отца, оставшись нагой.
Она была столь красива и совершенна, что мужчина поначалу, утеряв сексуальное желание, просто любовался шедевром природы.
А потом она как-то повернулась, изогнулась слегка, и это взметнуло в нем все мужское, и старик овладел девушкой по-юношески сильно, впрочем почему-то не испытав удовлетворения.
— Спасибо, — поблагодарила Жанна.
— За что? — удивился мужчина.
— Благодарить нужно за все!
— Даже за подлость?
— Да, конечно.
«Сектантка», — решил мужчина, а вслух спросил:
— Вы кто?
— Я не знаю.
«Вдобавок сумасшедшая».
— Я не сумасшедшая, — прочла его мысли Жанна. — Просто действительно не знаю, кто я такая!.. Можно я пойду?
— Куда? У вас ведь нет дома?
— Он мне не нужен.
Мужчина залез в карман пиджака, висящего на стуле, выудил из него портмоне и отсчитал несколько купюр.
