А потом настоятель что-то долго говорил Роджеру. Переводчик куда-то сгинул, а Лийне угадывала лишь отдельные слова.
— Душа! — восклицал отец Михаил. — Одаренность… Божественность… — Он крестился и даже подался вперед, чтобы обнять Роджера, но тот уклонился.
Костаки уже пришел в себя, злился на свой чувственный порыв, да еще этот даун раздражал треньканьем в велосипедный звонок.
Отец Михаил все говорил, Лийне пыталась переводить, а Роджеру хотелось попить чистой минеральной водички.
Финка затрясла его за рукав.
— Настоятель предлагает тебе к схимнику сходить!
— Кто это?
— Это монах, который уже пять лет живет в полном одиночестве. Ему приносят только немного хлеба, соли и чая. Оставляют у порога. Остальное он сам добывает.
Роджер поразмыслил немного и понял, что ему интересно взглянуть на человека, который провел в добровольном одиночестве годы.
И они пошли через вековой сосновый лес к краю острова. Отец Михаил и англичанин Роджер Костяки. Всю остальную делегацию оставили на территории монастыря, только Вадик крутил педалями своего велосипеда вослед и приговаривал:
— В Выборг поеду! За красной водой!
По дороге Роджер с неудовольствием заметил, что от настоятеля прет потом, как от коня. Костаки морщился и даже хотел повернуть обратно, представляя, как воняет схимник.
Наконец они пришли. Возле небольшого рубленого домика, часть которого уходила под землю, сидел мужчина, заросший волосьями и бородой, как первобытный. Одет он был в простую рубаху, несмотря на холод, а на груди его блестел латунный крест. В руках схимник держал огромный топор и точил его какой-то железякой.
«Надраивает», — подумал Роджер про крест.
— Это отец Филагрий, — представил настоятель схимника, сам троекратно поцеловался с ним и к руке приложился. — А это наш гость из Англии.
— Как вас зовут? — спросил отец Филагрий по-английски.
— Роджер. Костаки…
— Фамилия греческая.
— Да, мой отец был греком.
Роджер так удивился, что заросший волосами субъект, живущий в одиночестве, говорит на его родном языке, что чуть было не клацнул челюстью! Правда, говорит с чудовищным акцентом, но абсолютно правильно! С невероятным трудом Костаки скрыл свое удивление, обернулся на настоятеля, но того уже не было.
— Вы играли на колоколах? — спросил схимник, вонзив топор в деревянную чурку.
— Я.
— У вас огромный талант. Хотите чаю?
— Вы разбираетесь в музыке?
— Когда-то я очень неплохо играл на аккордеоне, — ответил отец Филагрий.
— Спасибо, — поблагодарил Костаки. — Большинство не способно оценить, талант ли у музыканта или просто умение брякать на том или ином инструменте!.. Вода из Ладоги?
Отец Филагрий поднял голову и посмотрел из-под кустистых бровей на гостя.
— Для чая, — уточнил англичанин.
— Ах, для чая?.. Да-да, конечно, другой здесь нет…
Неожиданно для самого себя Роджер согласился.
Они вошли в жилище схимника, и Костаки с удовольствием втянул в себя запах свежесрубленного дерева, смешанный с запахом ладана. Поглядел на небольшой иконостас, мерцающий Божественными ликами в свете лампады. Гудела печка, на которую схимник поставил чайник. Монах достал два граненых стакана и сыпанул на дно по доброй горсти чая.
— Вода в Ладоге хорошая. Думаю, что чище, чем в Темзе. Вы протестант?
— Я был крещен, — ответил Роджер. — Один раз был на исповеди. Неудачно.
Они сели за стол, на котором высилась стопка книг. Прихлебнули из стаканов.
— Вас что-то мучает? — поинтересовался отец Филагрий.
— С чего вы взяли?
— В вас злоба чувствуется…
Роджер густо покраснел, хотел было тотчас уйти от этого странного человека, но удержался.
— От вас псом пахнет! — ответил он. — Вы что, не моетесь?
— Странно, — удивился схимник. — Рубаха свежая, стираная.
