– Ну, который старше меня на два года и которому тоже нравилось проделывать с женщинами то же, что и тебе.
– Ах да, что-то припоминаю.
– Так вот, его вчера убили, – с каким-то удовлетворением произнес Джером. – Представляешь, вырезали сердце и печень!
– Значит, это был твой сосед?
– Так ты уже знаешь… – разочарованно протянул Джером.
– Да, мне звонил доктор Струве.
– Жаль! Мне хотелось донести до тебя эту новость первым.
– Почему? – удивился Генрих Иванович.
– Потому что я люблю приносить новости. И плохие, и хорошие.
– Странное удовольствие.
– Не думаю, что в этом вопросе я исключение. Ведь тебе уже позвонил доктор Струве. Ему совсем не обязательно было тебе звонить. Ты же не следователь.
Просто человек любит приносить новости первым. Ему нравится потрясти, послушать в ответ: – Да что вы! не может быть! как это произошло?..' Шаллер не мог отказать мальчику в наблюдательности и вследствие этого не нашелся, что ответить, а потому лишь улыбнулся и предложил Джерому чаю.
– К сожалению, ничем не могу тебя угостить. Есть только варенье и хлеб. Зато варенья много. Грушевое, яблочное, вишневое, клубничное… Какое хочешь?
– Всего понемногу попробую, – скромно ответил Джером и уселся за стол.
Генрих Иванович запалил самовар, вставил трубу в печное отверстие и, пока тот гудел, разогревая воду, выставил на стол банки с вареньем.
– Как ты думаешь, – спросил мальчик, – если Супонина убили, а он был моим соседом по комнате, могу я его вещи забрать себе? Как бы в наследство?
Шаллер перенес самовар, густо пахнущий сосновыми шишками, на стол, закрыл трубное отверстие медной крышкой, чтобы не коптил, и заварил в китайском чайничке чай.
– А у него больше никого нет? – спросил полковник.
– Кого? – не понял Джером.
– Разве у Супонина нет родственников?
– Мы все – сироты, А я с Супониным прожил водной комнате три года. Я его родственник. Даром, что-ли, нюхал испорченный воздух! У него с желудком было не в порядке, – пояснил Джером. – Так что, могу?
– А велико ли наследство?
– По тебе, может, и ничтожно, а по мне – велико.
Мальчик, запустил ложку в банку с вишневым вареньем, потом отправил ее в жадный рот, при этом чавкая и цокая, как бы стараясь лучше распробовать, затем повторил ту же самую процедуру с остальными банками и запил проглоченное глотком душистого чая.
– Хорош-ш-шее варенье! – сладко проговорил Джером, закатывая глаза. – И чаек неплохой.
– Угощайся, угощайся! – подбодрил полковник.
– Я угощаюсь, угощаюсь… Знаешь, сегодня утром встретил учителя Теплого, – сказал мальчик, глубокозачерпывая из банки с клубничным. – Ты его знаешь…
Так вот, от него пахло духами. – Бешеный мул' называются.
– И что же?
– Да ничего особенного. Просто этими духами пользовался мой сосед, родственничек Супонин. Они мне так осточертели, что я их за версту чую. Не – Бешеный мул', а бычья моча! Едкие-едкие! Раз помажешься – неделю воняешь!
Неожиданно в голове Шаллера все сложилось. Несколько картинок мгновением пронеслись перед глазами: убогая комнатенка Теплого, стеллажи с атласами по судебной медицине, сам славист с престранным взглядом, рассказы Джерома – все вдруг всплыло воздушным пузырем в мозгу Шаллера.
– Я знаю, кто убил Супонина, – произнес полковник тихо и так же тихо опустился на стул.
– Не может быть! – деланно воскликнул мальчик, облизывая ложку. – Ты великий Пинкертон! Кто же этот злобный маньяк?! Поделись своими выводами, ты же друг мне!
– Подожди, подожди! – ответил Генрих Иванович, пораженный открытием. – Тебе незачем это знать!.. Как-нибудь потом…
– Кто-нибудь из приезжих?
– Возможно, – механически ответил Шаллер, не замечая пары хитрых глаз, уставившихся на него, и этих вздернувшихся в ехидстве уголков губ, еще липких от варенья. – Тебе пора идти.
– Гонишь?
– Мне нужно еще поработать.
– А над чем ты трудишься?
– Слушай, – разозлился полковник. – Сначала ты приходишь незваным гостем, а теперь не хочешь уходить! Выкинуть тебя в окно?
– Ты обещал меня не бить.
– О Господи!..
– Ну ладно, ухожу…
Джером поднялся со стула, погладил свой вздувшийся живот, гулко рыгнул, а затем зевнул протяжно и со слезой.
– Скучновато с тобой.
– Что поделаешь, – развел руками Шаллер.
– Ну, я пошел…
– Давай.
– Пока.
– Счастливо.
Джером уселся на подоконник и крутанул ногами в сторону сада. Он было уже собрался спрыгнуть, как вдруг обернулся и сказал:
– Куры обожрали все лицо Супонину!
– И это знаю, – ответил Генрих Иванович.
– И отклевали то место, которым писают! – добавил мальчик и, спрыгнув в заросли лопухов, скрылся из виду.
Генрих Иванович остался один и лихорадочно думал, что ему делать. Он был уверен, что зверское убийство, совершенное накануне, дело рук Гаврилы Васильевича Теплого, а не кого-то заезжего, и самое главное доказательство тому – факт с духами, невзначай подсказанный Джеромом.
– Но как же так, – думал Шаллер. – Неужели Лазорихиево небо может зажигаться и злодею, поддерживая его своим сиянием?! Ведь недаром же при первой встрече Теплый намекнул ему, что небеса горят не только для добрых полковников! С ним нужно покончить, – решил Генрих Иванович. – Его прилюдно казнят на площади!' Шаллер подошел к металлическому рожку, висящему на телефонном ящике, как вдруг вздрогнул, словно вспомнил что-то очень важное.
– А как же расшифровка бумаг?!' Рука замерла в воздухе, так и не дотянувшись до телефонной трубки.
– Если его арестуют, я никогда не узнаю, почему моего имени нет в летописи города! И вообще я ничего не узнаю!..' Лоб Генриха Ивановича покрылся испариной. Он все еще держал руку вытянутой, но уже понимал с ужасом, что не позвонит шерифу, по крайней мере сейчас.
– Надо успокоиться, – решил Шаллер. – Взять себя в руки!' Полковник дернулся, опустил руку к бедру и пошевелил пальцами, разминая, словно они затекли. Затем посмотрел на двухпудовые гири, стоящие в углу, и было подался к ним, но вмиг передумал, развернулся и быстрыми шагами вышел из дома… Он почти добежал до китайского бассейна, скинул с себя одежду и, мощно оттолкнувшись ногами, нырнул в пузырящуюся воду. Генрих Иванович коснулся дна грудью, даже слегка поцарапался о какой-то камушек, затем так же мощно оттолкнулся от дна и вылетел на поверхность, захватывая ртом воздух.
– Бред какой-то! – сказал он вслух и, доплыв до бортика,замер.
– Духи – Бешеный мул' продаются в любом корейском магазинчике и стоят двугривенный!.. Если человек
