Семь языков бога

объективизировали психологию. Но все, что ты выражаешь в символах, ты сначала должен пережить. А когда символьная система доминирует над опытом, она превращает людей в фигуры на шахматной доске.

Когда Эйнштейн выводил уравнение Е = mс², он понимал, что материя – это неструктурированная энергия в состоянии постоянного изменения. Индийские философы говорили об этом еще тысячу лет назад. Но мне кажется, что очень мало физиков понимает истинный смысл формул, выраженных в виде символов. И это грандиозная проблема. Их нельзя считать учеными. Это всего лишь инженеры, которые играют с одним аспектом метафоры, которую кто-то однажды прочувствовал в прошлом.

Гейзенберговские уравнения квантовой физики описали создание уникальных персональных реальностей, основанных на свободном и открытом информационном обмене. Принцип объективной неопределенности спал погибелью механического сознания. Мы поняли, что внутри нашего мозга скрыта целая вселенная. Количество возможных соединений внутри мозга безгранично. Если человек научится напрямую подключаться к мозгу, он создаст матрицы, то есть системы электронного обмена информацией с другими людьми. Входя в соединение “компьютер-мозг”, человек сумеет пилотировать свое сознание в океан киберэлектронного пространства. Но чтобы ориентироваться виртуальном пространстве, надо освоить киберкультуру хаоса.

Мы мутируем из одного вида в другой: когда-то мы вышли из воды (Аквариума) на сушу (в Террариум), а сейчас постепенно переходим в Киберию, превращаясь в кибервид. Мы существа медленно вползающие в центр кибернетического мира. Весь мир соткан из битов информации. Материя – это сгустки замороженной информации. Критики информационной эпохи воспринимают все это пессимистически, как будто с увеличением объема информации она утрачивает информативность. То же самое они говорили Гутенберге… Никогда перед человеком не открывались такие колоссальные перспективы, как сейчас. Сегодня перед философом стоят вполне конкретные задачи. Он должен воплощать, популизировать и очеловечивать компьютерные идеи, постепенно вводить их в сознание людей так, чтобы они стали привычным элементом человеческой жизни. Дело в том, что мало кто толком понимает происходящее. Мы отбирали власть над ЛСД у ЦРУ, сейчас мы, отбираем власть над компьютерами у IBM, как некогда мы спасали психологию от врачей и аналитиков. В каждом поколении я был частью группы людей, которая, подобно Прометею, сражалась с властью, чтобы вернуть ее человеку.

Часть четвертая

Хаос и киберкультура

Когда ты приближаешься к концу повествования, пора сводить обрывки мыслей в единую связную мысль. Я выхожу как раз на этот этап, не имея представления, как это сделать, но зная, насколько важно успеть это сделать именно сейчас.

Глава двадцать первая

Информационная эпоха

Когда-то давным-давно знание (информация) сохранялось в очень дорогих базовых системах, которые, подобно Библии находились в замках герцогов и епископов. Библии тщательно охранялись стражниками, а стражники допускали к “телу” Библии только испытанных, проверенных и социально отчужденных хакеров по кличке “монахи”. Когда в 1456 году Иоганн Гутенбер изобрел печатный станок (аппаратное обеспечение), это ознаменовало наступление информационной эпохи, а система обработки знания-информации позволила заняться массовым производством отдельных книг (недорогого программного обеспечения для домашнего пользования).

Совсем не так давно компьютеры находились в такой же социополитичсской ситуации, как догутенберговские Библии. Базовые информационные процессоры, которые управляли обществом, были монополией правительства и огромных корпораций. Они тщательно охранялись техниками-жрецами, имевшими допуск к секретным материалам. Обычный образованный человек намеренно держался в состоянии электронной неграмотности беспомощности и, по вполне понятным причинам, испытывал страх перед компьютерами.

Мой первый контакт с компьютерами (вернее, с ЭВМ) произошел в 1950 году, когда меня назначили руководителем исследовательского проекта в области психологии, проводимого фондом Кайзера. Мы строили графики и выявляли закономерные проявления тех или иных качеств у людей, чтобы научиться проводить межперсональную диагностику личности. В соответствии с принципами гуманистической психологии, цель данного исследования состояла в том, чтобы устранить зависимость человека от экспертов, врачей, профессионалов, организаций, диагнозов и разного рода тематических интерпретаций. С этой целью мы проводили опрос субъектов, которые должны были отвечать на все наши вопросы лишь “да” или “нет”, и возвращали: полученную от них же информацию в виде графиков и индексов.

Поскольку в нашем исследовании мы опирались на непосредственно полученную информацию, она идеально поддавалась компьютерному анализу. Ежедневно мы отправляли кучу данных в компьютерный зал кайзеровского фонда, где таинственные операторы превращали наши числа в индексы и графики.

Компьютеры были полезны, но оставались далекими и недоступными. Я относился к ним с подозрением, ибо видел в них устройства, которые повышают степень зависимости человека от экспертов.

В I960 году я стал руководителем программы научных исследований психоделических препаратов в Гарварде. Этот проект тоже преследовал гуманистические цели: люди, обученные правильно пользоваться психоактивными препаратами, переставали зависеть от врачей и медицинских учреждений. Нам снова пришлось обращаться к компьютерам, чтобы статистически обрабатывать ответы испытуемых на вопросы о галлюциногенных переживаниях во время сеансов расширения сознания. Тогда я даже не представлял, что эти всесильные и знающие компьютеры могут когда-то стать персональными. Теперь я знаю, что паши исследования психоделических препаратов и, в сущности, вся психоделическая культура были подготовительным этапом для наступления эры персональных компьютеров.

В 1972 году выдающийся исследователь ЛСД Джон Лилли написал фундаментальную монографию о мозге как системе обработки информации и работы со знанием “Программирование и метапрограммирование человеческого биокомпьютера”. Под действием психоделиков временно убирается защитный экран сознания, и человек непосредственно ощущает хаотические сигналы функционирующего мозга. Мы говорим здесь о разрушении аналогового восприятия и хаотичной смене изображений которые превращаются в инверсионные следы вспыхивающих нейронов, в беспорядочное размножение хаотичных ментальных программ, проникающих в сознание и выскальзывающих из сознания точно так же, как вставляются и вынимаются из дисковода компьютера дискеты.

Семь миллионов американцев, осознавших во время путешествий расширения сознания колоссальный потенциал мозга, безусловно, подготовили почву для создания компьютерного общества.

Появление персональных компьютеров стало шагом гутенберговского масштаба. Если персональная книга превратила мышечно-феодальное общество в механико-индустриальное, персональный компьютер позволил человеку выжить и эволюционировать в информационную эпоху.

Глава двадцать вторая

Как я стал человеком, который ведет двойной образ жизни

В 1980 году Рональд Рейган, экранная знаменитость, стал президентом Соединенных Штатов Америки. В это же время экранный образ иранского муллы, лидера печально известной своей возбудимостью секты фундаменталистов, стал собирать под свои знамена исламский мир. В том же году опросы общественного мнения показали, что средний американец более четырех часов в день находится под нейрологическим наркозом виртуальных реальностей и псевдосенсационных драматических новостей, изливающихся с телевизионного экрана. (Обычный среднестатистический американец проводит в наркотической экранной реальности больше времени, чем в материальной).

Примерно в то же время я обнаружил, что постепенно, почти незаметно превращаюсь в какую-то разновидность амфибии. [Слово “амфибия” происходит от греческих слов amphi – двойная и bios – жизнь].

Я начал проводить более четырех часов в день, создавая, совершенствуя и оживляя изображения на экране моего персонального компьютера. Некоторые из этих “оцифрованных” слов и образов родились в моем воображении. Некоторые были закодированы на дисках. А кое-что пересылали мне по Интернету друзья и коллеги.

Так я научился сохранять, обрабатывать, организовывать, архивировать, исправлять, извлекать из памяти, передавать и делать понятными мои мысли, “отцифрованные” в виде слов и символов.

Эти упражнения по преобразованию мыслей в цифровые коды и экранные изображения помогли мне понять, как работает мой мозг и как эволюционирует вселенная с точки зрения информационных алгоритмов. И в самом практическом смысле понять?

1. Как можно избежать диктатуры телевидения, и

2. Как можно демократизировать киберэкранную полигику будущего.

Мой вовсе не оригинальный и тем более не уникальный опыт кажется частью глобального культурного метаморфоза. Как и миллионы людей, я начал ощущать себя столь же уютно в