донеслись обрывки семейной ссоры. Последние проблески дневного света перебивались огнями разноцветного неона. Скоро опускающаяся ночь будет вытеснена с городских улиц в сонные пригороды.
Он обнаружил, что ему почему-то очень жарко. За приглушенными звуками города он слышал стук собственного сердца. Он сделал несколько глубоких вдохов, чтобы отцентрировать себя, как его учил сэнсей.
Почувствовав, как что-то свербит в том месте, где кончаются волосы и начинается лоб, он поднял руку и потрогал это место пальцем. Так и есть, вспотел. Он поднес палец с капельками пота ко рту и прикоснулся к нему кончиком языка, будто хотел удостовериться, что это действительно соленый пот.
Он стоял, уставившись на дверь. Она была выкрашена эмалевой черной краской, и ее неровная поверхность слегка отсвечивала.
Вздрогнув, он почувствовал, что трусит. Как завороженный, он смотрел, как его собственная рука подымалась к кнопке звонка.
Какое-то мгновение он ничего не слышал. Вдруг пропал куда-то шум городского транспорта, меланхоличные гудки пароходов, успокаивающие звуки людских голосов, просачивающиеся сквозь стены и закрытые двери.
Ничто в мире не существовало, кроме него самого и его смутного отражения на черной поверхности двери. Когда оно исчезнет, возможно, он окажется лицом к лицу с Ничиреном. И все изменится в мгновение ока. И он сразу же получит ответ на свой вопрос.
Дрогнув, дверь отрылась вовнутрь.
- Да?
Его отражения уже не было перед его глазами.
- Камисака Танаба?
- Да.
Он поклонился, показав ей свой затылок.
- Я Джейк Мэрок. Мы с Ничиреном знаем друг друга.
Он увидел, как страх, подобно черному пламени, мелькнул в ее глазах. Значило ли это, что Ничирен сейчас у нее?
- Кто вы?
На ней было шелковое кимоно цвета морской волны и даже с ее изображением в виде орнамента. Из обшлагов и ворота проглядывала нижняя сорочка оранжевого цвета. На ногах ее были белоснежные таби из легкой органди. Так девушки вряд ли одеваются, если не ждут гостей.
- Я принес вам подарок, - сказал он, протягивая ей пакет и в то же время заглядывая ей через плечо в поисках следов присутствия Ничирена. - Только друзья приносят подарки.
Она напряженно наблюдала за его лицом.
- У него нет друзей, у того человека, о котором вы говорите. Во всяком случае, теперь.
- Я не говорил, что я его друг, - сказал Джейк, улыбаясь и, не дождавшись от нее никакого ответа, произнес: - Пожалуйста, нам необходимо поговорить.
Поколебавшись мгновение, она отвесила ему традиционный поклон, принимая от него подарок. Джейк наклонился, снимая туфли.
Он последовал за ней. Предельно собранный, с обостренным вниманием, он ступал на внешнюю часть ступни, отцентрировав тело сгустком энергии - хара - и двигаясь правым плечом вперед. Крошечная кухонька, спальный альков с футоном. Все схвачено единым взглядом. Там ванная. Никого.
Он вернулся к тому месту, где она стояла в ожидании. Опять поклонился.
- Сумимазен, Танаба-сан. Извините, мне надо было удостовериться.
Мгновение Камисака смотрела на него широко открытыми глазами. В Японии гайдзины, то есть иностранцы, обычно выражают свою благодарность словом домо, в то время как японцы употребляют в этих случаях слово сумимазен, которое невозможно точно перевести. Кроме выражения благодарности, оно включает в себя массу дополнительных значений, в том числе выражение неловкости за причиненное неудобство и чувство уважения к собеседнику за то, что тот взял на себя труд сделать что-то, не входящее в его обязанности.
- Вы бы могли просто спросить, - сказала она. Джейк был заинтригован. Она одевалась, как гейша довоенного времени, но разговаривала, как вполне современная японская девушка. Побольше бы архаизмов речи, и ее можно было бы принять за возлюбленную какого-нибудь самурая той эпохи, когда Токио еще назывался Эдо. Несмотря на молодость, она знала древние обычаи. Например, она не развернула подарка в его присутствии: это традиционный обычай оставлять скрытыми чувства, которые он испытывал, выбирая подарок.
- Хотите чаю? - спросила она. Но по глазам ее было видно, что она все еще опасается его. Оно и понятно.
- Спасибо. Это было бы чудесно.
Они подсели к резному столику из черного дерева. Его красота казалась странной и неуместной в крошечной квартирке. Камисака превосходно владела ритуалом. К чаю подала рисовые пирожки и сладкие тофу.
- Извините ли вы меня, если я задам вам прямой вопрос?
- Извиню ли я вас или нет, Мэрок-сан, будет всецело зависеть от вас же.
Это дало ему минуту на размышление. Прежде всего, верно оцени противника, - говорил ему Фо Саан, - а уж потом сходись с ним. Помни, что недооценив его единожды, рискуешь никогда не получить возможности сделать переоценку.
Впрочем, недооценить Камисаку было мудрено, пусть она всего лишь юная девушка, но за эти несколько минут общения с ним она успела не раз продемонстрировать не только свое воспитание, но и острый ум. Он невольно почувствовал к ней уважение и, хоть ему и не хотелось в этом признаваться даже себе самому, - к Ничирену. Она ведь как-никак была его женщиной.
- Когда вы видели Ничирена в последний раз?
Она улыбнулась.
- Я думаю, вы должны прежде указать причины, по которым мне следует дать ответ на такой прямой вопрос.
- У Ничирена находится нечто, принадлежащее мне. Обломок жадеита цвета лаванды, на котором можно разглядеть заднюю часть вырезанного изображения тигра. Он взял его у моей жены, которой уже нет в живых.
- Я вам очень сочувствую. Это случилось давно?
- На прошлой неделе, - ответил Джейк. Всего-то несколько дней прошло! подумал он. Как скоро порвалась нить, соединявшая нас. Что такое со мной творится?
- Она была с Ничиреном, - добавил он. Джейк видел, что причинил ей боль, и понял, что сделал это умышленно, понял это и устыдился. Зачем на хорошей девушке срывать свою злость? Логичнее обратить ее на себя самого.
- Теперь я понимаю, почему у вас такой вид, - сказала она, невероятно удивив его этим. - Лицо осунувшееся, глаза измученные до предела. Когда я увидела вас на пороге, то подумала, что, наверно, так люди выглядят, пробежав марафонскую дистанцию.
Если это ложь, - подумал он, - то ложь святая, сказанная ради того, чтобы я не мучился от сознания вины за совершенную пакость. Он покраснел.
- Я действительно устал, - услышал он свои собственные слова, доносившиеся будто из туннеля. - Но работа у меня такая, что приходится считать усталость издержками производства.
- Плохая это работа, - сказала она, разливая чай в крохотные чашечки. - У меня был дядя. Я его очень любила. Все, бывало, приносил мне подарки, когда навещал нас. В минуту мог прогнать мою самую черную меланхолию... И вот скоропостижно скончался. От переутомления, как объяснил мне отец, когда я спросила его, почему дядя Тейсо больше не приходит. - Она посмотрела на него своими огромными глазами. - Смотрите, как бы и с вами такого же не случилось!
- Вам-то что до этого? - усмехнулся Джейк, внезапно почувствовав чувство жалости к самому себе.
Камисака и бровью не повела. И в который раз Джейк поразился ее воспитанности.
