опрометчивым решением: в тот же миг откуда-то слева вылетела длинная веревка с крючками. Один из крючков уцепился за отворот замшевого сапога. Хрюкнула и покатилась в траву отодранная от сапога бисерина. Инспектор отчаянно взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, но тут другая веревка, с петлей на конце, обвилась вокруг шеи, и свинцовый шарик на конце петли ударил в глаз.
Инспектор отчаянно забился, падая на землю и чувствуя, что теряет сознание. Его протащили по колючей траве несколько шагов и бросили.
Господин Нан открыл глаза и помотал головой, соскребая с шеи удавку. Невдалеке, в соседнем саду, три раза ухнула куча соломы: кто-то ссыпался на нее, перемахнув через глинобитную стену. В доме истошным голосом звали стражу. Инспектор посмотрел наверх. Он лежал под личевым деревом. Полуденное солнце плясало в листве. Вокруг ствола дерева, прельстительная, как змея, обвилась красная лента: лента именем Ира сулила дереву вечное плодоношение и ягоды размером с человечью голову. Поскольку была еще весна, ягод не было, только качались, отсвечивая тускло-золотыми боками, несколько игрушечных яблок.
Господин Нан посмотрел на дом. Секретарь Бахадн, переваливаясь по-утиному, спешил вниз по крутой лестнице. Пояс на платье судейского чиновника поехал вверх, и под ним явственно обозначился солидный прыгающий животик. Господин Бахадн размахивал руками и громко звал стражу.
Господин Нан, столичный инспектор, осторожно раздернул на шее скользящий узел и встал, рассматривая веревку. Так и есть. В надбровье ему попал не свинцовый шарик, а дымчато-зеленый жгутик с этаким свиным глазом внутри: Иров Глаз. Иров глаз хорошо помогал против оборотней, и добыть его можно было либо через высокопоставленного доброжелателя, либо в месте незаконного торга за три «золотых государя».
Иров глаз был весьма кстати, ибо господин Нан был как раз оборотень.
То есть, конечно, где-то вверху, в файлах Комитета Космических Исследований, он значился как Дэвид Н.Стрейтон, PIN 3028GD38, 34-х лет, холост, сотрудник Фонда Ванвейлена. Дальнейшая информация при наличии специального допуска.
Но господин Нан, книжник и фарисей, чаще думал о себе как об оборотне. Поэтому он поглядел на дымчатый шарик и увидел Иров Глаз, который оберегает от оборотней, а не жгут диаплектового стекла, образовавшегося в результате ударно-взрывного метаморфизма двести пятьдесят миллионов лет назад, когда под будущим городом Харайном шваркнулся метеорит и вырыл трехкилометровый кратер с будущим Ировым монастырем на склоне.
– Да эти разбойники и вас убить хотели! – вскричал секретарь Бахадн, наконец доспев до места катастрофы.
Господин Нан, не отвечая, брезгливо отряхивал пыль с кафтана.
Так же ничего не отвечая, инспектор вернулся в дом и поднял с полу клевец с крылатой мангустой на рукояти. От клевца исходил явственный для тонкого нюха чиновника запах пота и дешевого рапсового масла. Господин Нан вынул надушенную инисской лавандой салфетку, тщательно обтер клевец и сунул его в рукав.
Местный секретарь, изогнувшись, подал инспектору книгу, за которой мятежники не постеснялись явиться в охраняемый дом. В глазах его сияло торжество. Инспектор раскрыл книжку наугад. Бумага была скверная, печать неровная, а страницы засалены, словно у сборника волшебных сказок или неприличных картинок. Нан раскрыл и прочел:
«Когда исчезает общность имущества, человек становится ненасытным, ведь раньше он владел всем, а теперь, сколько бы ни наживал, сможет нажить только часть. Когда исчезает общность имущества, человек становится врагом другим людям и государству, ибо доселе он владел тем же, что и другие, а теперь владеет тем, что отнял у остальных».
Рассуждение было обведено зеленой рамкой, и на полях выведено зеленым же: «Истино так!» С грамматической ошибкой в «истинно».
Инспектор с силой захлопнул томик и вгляделся в обложку. Серая книга, трактовавшая об общности имущества, была отпечатана, судя по шрифту, в той же типографии, что и прокламации бунтовщиков, а принадлежала аравану Нараю – верховному правителю провинции. Точнее, одному из двух верховных правителей. Наряду с наместником.
Происшедшее могло быть объяснено трояко. Во-первых, книгу могли подложить, и тогда это была проделка партии наместника. Во-вторых, книга могла быть настоящей, и тогда араван якшался с бунтовщиками. Бес его знает, чего он хотел, может быть, вещей вполне невинных. Скажем, чтобы бунтовщики по его приказу зарезали наместника, а потом араван, проявляя бдительность, казнил бы бунтовщиков. Наконец, книга могла быть настоящей, но бунтовщики могли с араваном недавно поссориться и прислать товарища не забрать книгу, а привлечь к ней внимание столичного инспектора. Что и было проделано весьма ощутимо. Нечего сказать, привлекли, – и Нан невольно потрогал свой мужской корешок.
В оловянных глазах Бахадна плясала радость.
– Вы посмотрите, – сказал он, – на книге, исписанной рукой мятежника, стоит дарственная печать аравана! Вот до чего доводит излишний консерватизм мнений!
Господин Нан поддел носком сапога валявшуюся в траве веревку.
– Вот до чего доводит взяточничество охранников, – сухо заметил он. Поморщился и вытащил из рукава острый шип черноярки…
– Уж если стража у вас тут двое суток день и ночь ошивается, так хоть бы воды в сад пустили. Сохнет все по такой жаре, одни колючки остались, – раздраженно бросил он. – И снимите, наконец, все это безобразие.
Через минуту охранники в желтых куртках с хрустом, вместе с сучьям, рвали надписи о веке ручных зверей, справедливых чиновников и всеобщего изобилия.
Господин Нан прошел через дом на улицу. Солнце висело над самой головой. Аромат цветущего инча мешался с запахом жареной рыбы и гниющих отбросов.
Обернувшись, как по команде, лицом к казенному паланкину, у замшелого родничка о чем-то переругивались женщины. Стайка голопузых ребятишек гоняла коротконогую мангусту, не оказывая никакого почтения священному зверю. Из-за соседней стены печально и фальшиво свистела флейта.
Господин Нан любезно пригласил судейского секретаря в паланкин и принялся его расспрашивать.
Господин Бахадн старался, как и велено было, понравиться чиновнику из столицы, и смотрел на него виноватыми глазами, словно заочно извиняясь перед императором за все, что творилось в провинции Харайн. В голове у него вертелись строчки, которые кто-то декламировал на вчерашней пирушке у наместника: «Вот приезжает столичный инспектор и спрашивает: чего бы мне потребовать…»
Ах, столичный инспектор! Траты, неприятности и доносы! И притом: вечна всякая беда норовит заехать оглоблей именно по нему, Бахадну! Вот и тогда, в день смерти судьи, сожгли отчет, который Бахадн переписывал весь месяц, и еще служебные туфли сожгли и съели добровольное подношение: маринованную утку.
У господина Бахадна был дар какой-то попадать впросак, про таких говорят: еще не пошел, а уже споткнулся. Вот, скажем, пять месяцев назад тоже приезжал инспектор. Бахадн спросил о вкусах, а один из секретарей возьми и ответь: «любит удить карасей». Хорошо. Поехали удить карасей в Архадан. День удят, два удят. Места приятнейшие, на лугу роса, на росе девушки в тончайшей дымке. Подобрали ныряльщиков, цеплять карасей на крючок. Одному карасю положили в потроха изящный перстень… Вдруг среди ночи переполох, чиновник, упившись, скачет с ножом за девушкой в тончайшей дымке: «Я, – кричит, – всех вас…» Насилу завернули в мокрую простыню. Что ж вышло? «Удить карасей», видите ли, новое столичное словечко, и означает, что человек грешит не с женским полом, а, так сказать, задним числом.
Тьфу их, бесов новомодных! Ладно, тогда все обошлось. А этот каких карасей любит?
Столичный инспектор! Траты, неприятности и доносы!
Мелкие чиновники уже сплетничают о неясных эпизодах его головокружительной карьеры. Наиболее осведомленные намекают, что инспектор послан в Харайн вовсе не из-за мелкого бунта, если в нынешние времена по поводу каждого бунта рассылать чиновников девятого ранга, так никаких взяток в провинции не напасутся. А народ… а народ, как всегда, видит в столичном чиновнике неподкупного заступника и колдуна, – вон даже мятежники его не тронули! Небось местному чиновнику разбойник, не раздумывая, свернул бы шею и еще хвастался потом.
