нас. Вы всегда будете сражаться за нашу страну и рано или поздно превратите ее в пустыню, не оставите на ней ни садов, ни каналов, ни виноградников. Но и тогда вы будете за нее драться - вам ведь все равно, за что, лишь бы драться...
К л е а р х. За что же мы будем драться, если в этой стране не останется ни садов, ни виноградников? Что у вас еще есть?
Б е л - А д д и н. Ничего. Только песок, вода и нефть. Когда вы превратите эту страну в пустыню, вы, наверное, придумаете предлог воевать за пустыню и нефть.
Бел-Аддин помолчал, а потом продолжал:
- Вы, эллины и персы, очень молоды и вы называете рабами всех, кто старше вас. А между тем здесь, на этой земле, родились земледелие и законы, и тысячи лет назад здесь были такие же полисы, как нынче в Элладе. И сейчас ваш мир - как молодая Вавилония, а пройдет две тысячи лет - и он станет как нынешняя Вавилония.
К л е а р х. Отчего же?
Б е л - А д д и н. От перенаселения. Вы молоды, и вас мало. Мы стары, и нас много. И нам пришлось переделать мир, в городе поставить этаж на этаж, а пустыню превратить в поле с каналами, чтоб использовать каждый клочок земли. И еще мы создали две всемогущие вещи - деньги и власть, которые необходимы, чтобы строить дома и каналы.
К л е а р х. Вы, однако, создали два очень разных всемогущества. И одно - это всемогущество государства, которое всех превращает в своих чиновников и сгоняет людей строить каналы и дворцы, так что бедняки становятся рабами, а богачи разоряются; а другое - это всемогущество денег. И если мир через две тысячи лет будет подобен Вавилону, то какому же именно: Великому Меняле или Великой Неизменности?
Туг вместо ответа Бел-Аддин поставил ларец, принесенный с собой, распахнул его и вынул удивительную ткань, не шерсть и не виссон, и пояс из яшмовых пластинок, белых, как бараний жир, и украшенных головастиковыми изображениями.
Бел-Аддин помолчал и сказал:
- Я мог бы дать еще триста талантов царю, но какой в этом прок? Ибо все, что вы хотите - и ты, и Митрадат, и Писсуфн, и сама Парисатида, - это растоптать меня в глазах царя. И знаешь ли, что я сделаю? Я возьму эти триста талантов и пошлю их Парисатиде и скажу: 'Я отказываюсь от налогов в Вавилонии, пусть их собирают Клеарх и Митрадат. А взамен, - скажу я, - яя прошу права на торговлю со странами за Индией. Потому что твой, царица, сторонник, кшатрапаван Арахосии Тиридат, лжет, что торговать с индусами очень трудно, и в подтверждение рассказывает сказки об одноногих карликах; а на самом деле он установил свои собственные цены, и люди за Индом не хотят торговать с ним и не могут помимо него. И это не все - он лжет из жадности, что обитаемые земли кончаются за Индией и начинается пустыня. Пустыня, точно, есть, а за ней начинается четвертая часть света, после Европы, Азии и Ливии. Она называется страна Чин, и я знаю путь туда. А вот и доказательства, что я его знаю.
Клеарх глядел как завороженный на яшмовый пояс, а ростовщик продолжал:
- И я приобрету благоволение царицы и выставлю Тиридата негодяем в ее глазах. А тем временем ни ты, ни Митрадат не соберете в Вавилонии ни таланта, и я скажу царице: 'Эти люди присвоили себе собранное, и если взять их и пытать, то выйдет не меньше трехсот талантов'. И я думаю, что царь предвидел такую возможность, если послал сюда чужестранца и человека, отказавшегося выполнить его приказ... Это будет стоить мне очень дорого, продолжал Бел-Аддин, - но я стану всем в глазах Парисатиды, а вы ничем. И вот я предлагаю вам обоим: возьмите сто талантов и половину разделите меж собой, а половину отвезите царю, а иначе я поступлю так, как я сказал.
Клеарх и Митрадат обдумали его слова и согласились, и через две недели уехали из Вавилона.
x x x
Царь по возвращении друзей подарил Клеарху коня с золотой уздой, золотую гривну, золотой браслет, акинак и одежду. Эти подарки значат, что человек внесен в список царских благодетелей. Царем, однако, в это время овладела необычайная тоска, и он запретил всем окружающим под страхом смерти говорить с ним о государственных делах до праздника Митры.
Клеарх и Митрадат смеялись с царем на пирах, а царице предоставили полный отчет о делах в Вавилоне; затем Клеарх написал по всем правилам риторики речь; там много говорилось о вавилонских каналах, о том, что строительство их, накладное для казны, могли бы взять на откуп сами горожане, а еще о том, что хорошо бы соединить государственное устройство греков и персов и учредитьторода по образцу полисов, то есть дать земли вокруг города городу, а не знати: пусть ими управляют городские магистраты, не требуя титулов и не своевольничая, а, напротив, собственным имуществом ручаясь за поступление налогов.
Еще они много говорили с царицей о том, что неплохо соединить веру эллинов и магов. Потому что в вере магов хорошо то, что правитель может по своему усмотрению разрушать храмы и объявлять богов дэвами, а в вере эллинов хорошо то, что правитель может сам себя провозгласить богом. Но тут царица не согласилась:
- Персы этого не потерпят; да и царь, ты сам видел, больше привык перед богом каяться.
А царского зятя Оронта меж тем одолела бессонница.
И вот за два дня до праздника Митры он ворочался ночью с боку на бок, а потом позвал к себе своего дибиру, арамея Масхея и сказал:
- Что бы я ни делал для их падения, все способствует их возвышению! И теперь Митрадат шепчет царю в правое ухо, а Клеарх в левое, и я не сплю ночами и ворочаюсь. Нельзя ли помочь моей бессоннице?
- Ах, господин, - плача, сказал арамей Масхей - не поймешь, человек или репа, - что бессонница! Ведь теперь дом Эгиби на стороне царицы, и наместник Вавилонии - тоже, и его свояк, наместник Гедросии; и царь не даст денег афинянам, и все из-за описки писца!
Оронт был несколько туговат на ухо и сказал:
- Увы, ты прав! Поистине Ахура-Мазда сотворил землю наилучшую, Нисайю, а Ариман в отместку состряпал бессонницу.
Тогда арамей Масхей бросился ему в ноги и сказал:
- О господин! Нынче нет причины щадить Эгиби, допусти меня к царю - и я скажу слова, которые вознесут тебя выше звезд, а эти двое станут падалью.
И изложил свой план.
На следующий день Оронт, пользуясь привилегией, явился в покои царя и сказал:
- Великий царь! Ты послал этих двоих в Вавилон, и они уподобились жадной обезьяне, которая, сунув руку в кувшин с орехами, не разожмет кулак, пока ее не схватят охотники. Вот увидишь: они станут говорить о заиленных каналах и засоленных полях и выставлять причиной нищеты не хищничество аккадских ростовщиков, а недомыслие персидских властей да еще посоветуют все ростовщикам и отдать!
Царь удивился и спросил:
- Не от тебя ли я слышал о засоленных полях и о том, что наместнику Вавилонии нужны люди и средства для каналов?
Оронт ответил:
- От меня! И я уже думал об этом и не спал ночей и наконец понял, как спасти народ от нищеты, утроить твой доход с Вавилонии и Заречья и избавиться от взяточников и ростовщиков. Позволь изложить его моему писцу, арамею Масхею.
Тут Масхея ввели в царские покои, и он изложил свой план, и под конец царь заплакал и сказал:
- Вот теперь я понял! Не может быть государь богат, если народ беден! И, конечно, я не могу беспричинно казнить Митрадата, но с Клеарха я, клянусь Митрой, прикажу содрать кожу, как он содрал ее с вавилонян!
После этого тут же Оронт подарил Масхея царю, а царь назначил его главой своих писцов.
x x x
В полдень Клеарх и Митрадат прибыли во дворец и вошли в удивительный зал, подобный лесу, где поверх каменных колонн-деревьев бродят крылатые быки.
Они поклонились царю и царскому огню; Клеарх хотел было говорить; тут Митрадат глянул влево и заметил за спиной Оронта арамея Масхея, а над головой Масхея - Фарну; он дернул Клеарха за длинный рукав и упал наземь, словно мертвый, и Клеарх за ним.
- Где деньги из Вавилона? - закричал царь.
