Сокрит про сны ничего варварам не сказал, а только похвастался урожаем и пошел к себе на бобовое поле, застеснявшись и решив, что эсимнету не до него.
Через некоторое время варвары со свитой обогнали его; с ними ехали эсимнет и его брат, а из греков почти никого.
Эсимнет ехад с варваром из Троады, обнявшись. Один улыбался, как Елена, а другой - как Парис. Сокрит вдруг почему-то вспомнил, как охаживал жену свою, Филлиду, когда решил, что та путается с соседом Фанеем.
Сокрит пошел дальше и вдруг видит: на суку сидит ворон и каркает. Сокрит запустил в него камнем и попал. 'Глупая птица, - подумал Сокрит, как ты можешь предсказать чужую судьбу, если даже своей не знаешь?'
Сокрит выбрался из колеи и сел полюбоваться на город внизу: солнце недавно встало из-за гор, и городские стерта были как бы продолжение горных отрогов, голубая река, желтые поля, зеленый лес... Тут он заметил что по дороге из города спешит народ. Люди догнали его и стали спрашивать, куда поехали варвары.
- А что такое? - спросил Сокрит.
- Дурак! Или ты не знаешь, что этот варвар - главный маг и хочет увезти эсимнета?
Тут с Сокритом что-то сделалось; он вспомнил, что на щитах у варваров был тот самый златорогий баран, который вытоптал его земли; он громко закричал.
Клеарх намеревался заночевать в загородной усадьбе, заранее отправил туда рабов со снедью, а утром поехал с гостями сам. Масхей был очень доволен увиденным и тем, что урожай в этом году был в два с лишним раза больше обычного. То же самое ведь и он хотел сделать в Вавилонии, но разве царь обидит свою должностную знать?
Митрадат ужаснулся, особенно истории с домом.
- Ты предоставил власть простым гражданам! Ты даже с этим Агаридом не сможешь ничего поделать! А если завтра они выгонят тебя, как Алкивиада?
- Кто это меня выгонит, чтоб возвратить землю прежним владельцам?
Клеарх показал ему рощу священного царя мариандинов Упия, пропасть в два плефра шириной, куда Геракл спускался за Кербером, и пещеру с большой смоковницей у входа; смоковница засохла, опаленная весенним костром. Они спустились в пещеру вдвоем.
Митрадату было холодно в месте, оскверненном мертвецами. Он сказал, что Дионис, без сомнения, дэв ухе по одному тому, что три племянника Ксеркса и множество знатных людей, захваченных на острове Пситталия греками, были принесены в жертву Дионису. Потом он сказал, что Клеарх может командовать всеми греческими наемниками, как и было задумано. Он прибавил, что Датем слишком силен.
- Что же это получается? - спросил Клеарх. - Я командую всеми греками, Датем командует всеми персами, а ты - никем?
И тут Митрадат закрыл лицо руками и заплакал.
- Я уже думал об этом, - сказал он. - Но ты же знаешь, тот, кто хочет иметь власть над войском, должен сражаться в первых рядах, а я не умею этого делать. Я трус! - закричал он. - Я трус, я боюсь вида крови, и даже когда на моих глазах кого-то казнят, я становлюсь подальше.
И я всю жизнь призываю имя Ахура-Мазды и говорю, что боюсь убивать, хотя на самом деле, ты знаешь, я не боюсь убивать, я боюсь, чтоб не убили меня.
Митрадат помолчал и закусил губу.
- Откуда это проклятие? - продолжал он. - Ведь одно неверное слово перед лицом царя может стоить жизни, а я не теряюсь. И вот, - рассмеялся он в пустой пещере, - я пытаюсь устроить мир; в котором трусу может достаться власть и который устроен не так, как войско, и иногда мне смешно, а иногда я думаю, что, может быть, Ахура-Мазда избрал меня своим орудием...
Они вышли из пещеры к мраморному алтарю, солнце было в самом зените. Надо сказать, что на Клеарха было совершено два покушения, но он не имел большой свиты, опасаясь, что это повредит ему в глазах народа. Перед пещерой была толпа и десяток Митрадатовых персов; народ кидал камнями в щиты со златорогим Фарной. Кто-то схватил Митрадата за рукав и за ногу и швырнул на землю, Митрадат узнал давешнего крестьянина.
- Ты, проклятый баран! Мы не отдадим эсимнета царю.
Митрадат страшно побледнел и растерялся:
- Что ты несешь, старик! Мой отец восстал против царя!
Рядом закричал Клеарх; толпа между ними была, как море; Клеарх кричал, что не собирался уезжать, что хотел лишь провести с гостями три дня в загородном поместье.
- Ты уедешь, а землю отберут!
Толпа остервенела; обоих потащили в город. Там на площади Клеарху пришлось поклясться, что он не оставит город на произвол судьбы, а персу что он завтра же покинет Гераклею.
Вечером Клеарх отхлестал до полусмерти подвернувшегося раба, бился в руках Сатира и кричал: 'Это проделки Агарида! Он за это поплатится!'
Войска Датема и Ариобарзана - с одной стороны и Оронта - с другой сошлись во Фригии. Неподалеку от лагеря Оронта в горах была гробница-астадана, где лежали предки Митрадата; а при ней маги и поместья для прокорма покойников. В войске пошли слухи, что в день сражения Митрадат превратит белые кости в белых голубей, которые заклюют царские войска. Оронт сказал: 'Ничего я так не боюсь, как козней этого дэва, который не проливает кровь и не касается трупов!' - и приказал разорить -гробницу. Это было страшное дело, и его не следовало совершать. Митрадат нашел двести ручных голубей, договорился со жрецами и спрятал их в разрушенной гробнице. В утро сражения голубей выпустили, войска Оронта бежали в ужасе.
Конники Датема захватили лагерь; Оронт, хотя и с трудом, спасся.
Свита его была убита или отстала, Оронт сам упрашивал спутников искать милосердия победителей. К вечеру въехали в какое-то ущелье. Последний раб, бывший с ним, умолял наместника ехать дальше, обещая задержать преследователей.
Оронт ехал всю ночь. Было холодно, сделался ветер, повалил мокрый снег, огромные хлопья были похожи на белых голубей. Оронт устал и продрог, он не мог найти даже тухлой воды, соскреб со скал немного снега и так напился. У него закружилась голова, и он с трудом, хромая, влез обратно на коня.
Потом он вынул меч, бывший у него, и хотел перерезать себе горло, но увидел, что клинок сломан, и заплакал.
На рассвете он выехал к какой-то речке, на холме был пастух со стадом, он стал просить у пастуха какой-нибудь еды. Пастух дал ему грубого хлеба и надоил молока; пища показалась Оронту необычайно вкусной. Оронт еще раньше успел поменяться с оруженосцем одеждой, но на ногах у него остались пурпурные башмаки. По этим башмакам пастух признал наместника и спросил:
- А что же стало с твоим войском?
- Что станет с кулаком, если разжать пальцы? - ответил Оронт. Тут он заметил внизу, в долине реки, всадников, снял с себя золотую бляху и на коленях стал умолять пастуха спрятать его. Пастух поклялся всем, что имеет вверху и внизу, что не скажет, где он, и укрыл его в стогу сена.
- Не видал ли ты всадника? - спросили подъехавшие.
- Нет, - ответил пастух, а рукой указал на стог.
В лодке (а Оронта посадили в лодку) Оронт сидел неподвижно, знаком отказавшись от предложенной еды. Некоторые дивились, что у него не хватило духу покончить с собой. Некоторые жалели его.
Его привезли в Даскилий; народ сбежался смотреть. Оронт надеялся, что Митрадат помилует его, но, увидев на площади перед дворцом крест, понял, что погиб.
Пленника ввели во дворец и поставили перед Митрадатом; глаза у Митрадата были темны от бессонницы, губы искусаны. Он помолчал, потом сказал:
- Я испугался, что ты заблудишься в горах, и я осмелился воспрепятствовать тебе явиться к царю, опасаясь за твою жизнь. Ведь ты знаешь, что царь раздражителен и казнит тебя, как Тиссаферна, сказав, что ты с умыслом погубил войско. И если хочешь, присоединяйся к нам, ведь не из мести или нахальства, но ради свободы подняли мы восстание, а если нет, поживи здесь, пока гнев царя не утихнет.
Тут Оронт заплакал и сказал:
