четырем процентам российского населения, которые думают, что власть России действует в интересах криминальных структур, хотя сами не имеют никакого отношения ни к власти, ни к криминальным структурам.
Гуня между тем наложил себе полную тарелку каши и уплетал ее за обе щеки.
– Послушай, – сказал отчим, – тут к тебе приходила милиция.
– Милиция? – удивился Гуня. – Зачем?
– Тебе видней.
– Чего видней?! – жалобно вскричал Гуня. – Чего я сделал? Чего я когда кому плохого сделал, а? Ходят, пристают, как мухоловка! Вон, в Липецке завод американцам продали за десять тыщ, а они ко мне пристают! В троллейбусе тоже грязь… – мрачно прибавил Гуня.
– А в булочной опять черного не было, – согласился отчим.
В прихожей раздался звонок.
– А вот и мать твоя пришла, – сказал отчим.
Он открыл дверь: на пороге стоял Валерий в светлом бежевом плаще с широкими отворотами на рукавах. Руки Валерий держал в кармане плаща.
– Добрый день, – сказал Валерий отчиму.
Гуня, побледнев, глядел в коридор.
Валерий, не раздеваясь, стоял у двери.
– Поехали, – сказал Валерий.
– Куда?
– Далеко.
– Никуда я не поеду! – закричал вдруг Гуня.
– Дурак, – спокойно сказал Валерий. – Малый Толмачевский, 22, 17, И.И.Демочкин, – это тебе что- нибудь говорит? – И, повернувшись к отчиму, добавил:
– Вы не представляете, какой он дурак. Он снял по фальшивому паспорту квартиру на Толмачевском, а потом продал ее какому-то грузинскому качку.
И продолжал:
– Милиция тебя опознала, а джорджи ищет с тобой встречи. Поехали.
– Куда?
– Во Внуково-Быково. Пока джорджи в Москве, тебя в Москве нет, понятно?
Гуня глядел на своего приятеля, как кролик на удава. Возможно ли, чтобы Сазан не знал о бомбе? А собственно, откуда ему знать? Он что, самый умный, что ли? Гуня не засветился ни перед кем, кроме какой- то слепой старушки с болонкой. А откуда этим дуракам найти старушку, у которой мозги поросли щетиной, – она вообще приняла его за почтальона. Если разобраться, так это Сазан ему еще должен. Только подумать, выкинуть школьного приятеля из машины и с работы! Наверняка Сазан чувствует свою вину за то, что Гуне пришлось связаться с этим ашотом…
– Поехали, – сказал Сазан.
Гуня встал и, вздрагивая, начал одеваться. Отчим сунул ему в руки черную куртку. Они сошли в холодную, вечереющую подворотню.
Валерий молча посадил Гуню в машину и сел за руль. Колеса взвизгнули, разбрасывая последний рыхлый снег, и через пять минут машина выехала на Кропоткинскую набережную.
В 17:40 на рабочем столе Сергея раздался звонок.
– Тихомиров слушает.
– Это Дмитриев. Звонил постовой и сообщал, что человек с приметами Гуни сошел с троллейбуса на Кропоткинской. Городейский, однако, не звонил.
Гуня и Сазан ушли. Отчим молча стоял посереди комнаты. Сотрудник одного из московских НИИ, он имел слишком мало таланта и слишком много честности, чтобы после перестройки переменить профессию. Он раньше никогда не видел вблизи людей, которые продают непринадлежащие им квартиры, и других людей, которые относятся к этому, как к мелкой неприятности. Он стоял посереди комнаты и раздумывал, что он скажет жене.
Он еще не пришел к определенному решению, когда в дверь позвонили.
– Кто там; – спросил он.
– Милиция. Открывайте.
Отчим в ошеломлении открыл дверь, и в комнату ввалилось целое стадо милиционеров во главе с тем самым лейтенантом, который два дня назад заглядывал в поисках свидетеля.
– Где Баркин? – орал лейтенант.
Отчим немедленно понял, что Валерий был прав, и что, вовремя увезя Федю, избавил семью от скандала.
– Его здесь нет, – сказал отчим. – Какое вы имеете право…
Милиционеры уже разбежались по всем комнатам. Один поволок к стене тумбочку и шарил на полатях, где валялись старые санки и ломанные удочки; задница второго торчала из-под ванны. Отчим вдруг с ужасом заметил, что все милиционеры держат в руках огнестрельное оружие.
– Куда он ушел?
– Его здесь не было, – сказал отчим.
Сергей молча ткнул пистолетом в остывающую кашу и расставленные для двоих тарелки.
– Я спрашиваю, куда он ушел?
Отчим внезапно рассердился:
– Слушайте, чем арестовывать с пистолетами квартирных мошенников, вы бы лучше арестовывали тех, у кого хватает денег на такие квартиры!
– Кто вам сказал, что Баркин сбывал квартиры?
Отчим заколебался.
– Один его приятель.
– Сазан?! Сазан был здесь?
– Какой Сазан?
– Валерий Нестеренко.
Отчим изумленно хлопал глазами. Сергей схватил его за шиворот:
– Сазан был здесь, и сказал вашему пасынку, что грузин, которому он продал квартиру, ищет его, чтобы убить?
– Откуда…
– Они уехали вместе?
– Ну, – сказал отчим, – Валерий выручал друга…
– К вашему сведению, – сказал Сергей, – Валерий – глава одной из крупнейших бандитских группировок Москвы, да и ваш пасынок, скажем тоже, хорош гусь. И Сазан охотится за вашим пасынком вот уже четыре дня. Для него это вопрос жизни и смерти. Я не знаю, как он появился здесь – мы держали дом под наблюдением. Но то, что он сделал, – он обеспечил себе алиби. Где-нибудь через год труп вашего пасынка выловят из подмосковного пруда, и Сазан скажет: «Ай-яй-яй! Я же посадил его на поезд в Армавир! Наверное, он вернулся, и этот поганый джорджи его замочил!»
А теперь, – продолжал Сергей, выпуская отчима, – вы мне точно и быстро перескажете все, что Сазан сказал Гуне.
Милиционеры ушли, а отчим остался в задумчивости у окна. Он был старый человек, и он никогда не видел людей, которые предлагают своим жертвам поехать в Армавир, чтобы по дороге нашпиговать их содержимым автоматного рожка. Он вздыхал и раздумывал, что бы сказать о происшедшем жене.
После этого Сергей спустился во двор. За мусорным бачком стоял желтый «москвич», и в нем на переднем сиденье развалился Городейский. Он старательно спал. Сергей постучал по стеклу. Городейкий зевнул, раскрыл глаза, и выскочил машины.
– Поедешь в отдел, – сказал Сергей, – и там скажешь Захарову, что ты уволен. Не по собственному желанию.
Городейский виновато улыбнулся и полез в машину.
