«В. Секретно. Петроград. Военному министру. От генерала Занкевича. Из Парижа. 24. X. 1917 г. Во время репрессий против неподчинившихся солдат лагеря ля-Куртин были нанесены убытки населению. Образована комиссия под председательством Раппа, чтобы установить размеры упомянутых убытков. Необходим аванс 5 000 000 (5 млн.) франков для уплаты возмещения убытков. Просьба перевести деньги моему комиссару Раппу»{66}.
На этом и заканчивается кровавая история расстрела русских революционных солдат во Франции, в лагере ля-Куртин. Но это был лишь первый этап борьбы русских солдат с русской и французской реакцией, пытавшейся силой оружия ликвидировать народные завоевания русской революции, лишить родины тысячи русских людей. Второй этап этой борьбы протекал уже не под небом Франции, а в знойных песках Северной Африки.
Глава II. «Славянская» армия
Расправившись с 1-й русской революционной бригадой и ее вожаками и запрятав наиболее активных солдат в военные тюрьмы, каторжные централы и на острова Франции, русско-французская реакция взялась за остальных куртинцев, которых продолжала рассматривать как пушечное мясо. Но даже самые оголтелые реакционеры русского военного командования во Франции не могли не извлечь для себя уроков из так называемого «куртинского дела». Поэтому они приступили к осуществлению» намеченной цели с некоторой осторожностью.
С 23 по 25 сентября 1917 г. по указке Керенского русское военное командование во Франции провело так называемый «широкий демократический армейский съезд русских войск за границей», надеясь привлечь этим солдат на свою сторону. Этот «армейский съезд» состоял из представителей полков 3-й пехотной бригады и 2-й и 4-й особых пехотных бригад, находившихся на Салоникском фронте. Последние две бригады представляли солдаты 2-й русской артиллерийской бригады, принимавшие активное участие в жестокой расправе над куртинцами.
Вследствие тщательного отбора делегатов съезд представлял собой сборище всех реакционных элементов — от махровых монархистов до эсеро-меньшевистского отребья, которые на протяжении шести месяцев борьбы революционных солдат 1-й бригады выступали как предатели русского народа и палачи.
На повестке дня «армейского съезда» стояли два вопроса:
1) Выборы отрядного комитета войск 1-й дивизии и
2) О выступлении дивизии на фронт.
Русское военное командование считало, что появление [233] русских войск вновь на боевой линии французского фронта поднимет авторитет Временного правительства у французских военных кругов и правительства, благоприятно отразится на отношении к нему французских банкиров.
— Эти и другие подобные соображения, — говорил Занкезич в узком кругу делегатов съезда, — заставляют нас как можно скорее решить вопросы в пользу русско-французского союза, нерушимой дружбы двух союзных стран и восстановления доброго имени России, которое было запятнано кучкой куртинских авантюристов.
Действуя по указке организаторов съезда, делегаты в своих выступлениях заявляли, что среди русских войск во Франции есть много солдат, желающих продолжать военную службу на французском фронте, на любом участке действующих армий. Делегаты требовали, чтобы все русские соединения, и в первую очередь «лучшая» часть этих войск из состава 3-й пехотной и 2-й артиллерийской бригад, были немедленно отправлены на фронт, где они представят собою «русское знамя на французском фронте». Это требование агентуры русско-французской реакции и было основным в решениях «армейского съезда». Опираясь на это решение, генерал Занкевич предложил высшим военным властям Франции удовлетворить «просьбу» и «желание» русских солдат сражаться вместе с войсками союзных армий на французской земле. Французское главное командование передало решение этого вопроса на усмотрение командующего армиями центра.
25 сентября генерал Занкевич добился приема командующего группой армий центра генерала Петэна. На приеме присутствовал и помощник русского военного атташе во Франции — Пац-Померанский. Беседа, на которую Занкевич возлагал большие надежды, окончилась ничем. На предложение Занкевича «оставить на французском фронте бригаду русских войск в составе двух — четырех батальонов отборных солдат и офицеров с гарантией сохранять в этих батальонах надлежащий воинский порядок Петэн, еще не оправившийся от потрясений, вызванных революционными волнениями во французской армии, и обеспокоенный ходом революции в России, заявил, что он, «к большому его сожалению, не может согласиться на оставление на французском фронте русских войск с комитетами». Он может согласиться на это лишь при известных условиях. Но для этого ему необходимо некоторое время. Это было равносильно отказу от предложения [234] русского военного командования во Франции. Поэтому Занкевич пошел на уступки, он предложил оставить русские войска на французском фронте при условии некоторого сужения функций комитетов.
Но Петэн не согласился и с этим предложением.
«Как вам известно, — сказал он, — факт введения комитетов в вашей армии вызвал у нас ряд случаев тяжкого нарушения дисциплины на почве требования подобных же комитетов. В настоящее время мы справились с этим явлением. Появление на фронте ваших войск с комитетами в какой бы то ни было форме грозит возобновлением упомянутых выше случаев тяжкого нарушения дисциплины, что я не могу допустить... Я могу согласиться на оставление ваших частей на французском фронте лишь при полном упразднении комитетов, т. е. при возвращении их к прежней дисциплине. Если бы Ваше правительство согласилось на это, я все же просил бы не соединять сразу батальоны в бригаду, а оставить их предварительно на два — три месяца в составе французских полков, так как я опасаюсь, что переход к прежней дисциплине может первое время вызвать трения даже среди заведомо согласившихся на это солдат. Я могу предложить также желающим русским офицерам и солдатам на общих основаниях перейти на французскую службу, именно в первый иностранный легион, который покрыл себя неувядаемой славой»{67}.
Предложение французского командующего передать русских солдат во французский иностранный легион, комплектуемый уголовными элементами и пользующийся самой дурной славой во французской армии, Занкевич передал Временному правительству и просил его незамедлительно сообщить свое решение.
Таким образом, русское военное командование во Франции готово было пойти на любое предложение французской реакции, лишь бы сохранить добрые отношения русской буржуазии с французскими банкирами. Начальник дивизии генерал Лохвицкий придерживался тех же взглядов, что и Занкевич. Он считал, что, если Временное правительство не согласится с предложениями французского военного командования и примет решение отозвать русские войска из Франции и Салоник в Россию, это повлечет за собой ухудшение отношений между Россией и [235] Францией, т. е. между ее правящими кругами, и может нанести ущерб интересам русской буржуазии после окончания войны.
— Из-за целого ряда обстоятельств, — считал Лохвицкий, — западному союзническому фронту предстоит задача играть особую роль в заключительной фазе войны. Поэтому участие русских войск в военных действиях на Западном фронте весьма желательно и выгодно для самой России.
Свою точку зрения генерал Лохвицкий изложил в письме к Временному правительству от 1 октября 1917 года:
«Я считаю, — писал он, — совершенно необходимым продолжать возможно дольше наше присутствие на этом фронте, использовав для этого хотя бы лишь отборные части из вверенной мне дивизии, составленные из людей, добровольно согласных занять боевой сектор на французском фронте. Французское правительство выразило согласие на подобную меру при условии подчинения войск французской дисциплине»{68}.
Соображения генералов Лохвицкого и Занкевича были полностью одобрены и Временным
