И тут же нажал звонок. Нас вывели из полицейского управления и отвели в одну из свободных военных казарм Лозанны.
На второй день военную казарму, куда нас поместили, стали осаждать жители города. За ворота казармы нас не выпускали. Но на просторном казарменном дворе гулять разрешалось целый день без всякой охраны. Желающих познакомиться с нами было очень много. Каждый, кому удавалось завести с нами разговор, интересовался нашими дальнейшими планами, подробностями событий, которые заставили нас искать убежище в их стране, ободрял нас. Многие предлагали свои услуги, чтобы устроить нас на работу, обещали нам помощь. Число таких знакомств росло с каждым днем. Следует сказать, что широкому знакомству швейцарских граждан с нами немало способствовал русский политический эмигрант, живший тогда в Лозанне, Николай Батурин{79}. Он относился к нам с большим участием, часто навещал нас и оказывал нам посильную помощь.
Наш побег в Швейцарию оказался счастливым началом, [295] проложившим путь к избавлению десятков русских солдат от французской каторги. 22 января 1918 г., через пять дней после нашего побега, в Лозанну привезли еще двух куртинцев. Через три дня, т. е. 25 января, в Лозанну прибыли 14 русских солдат. Это были пулеметчики 4-й пулеметной роты 1-го полка 1-й бригады. Вслед за ними 27 января швейцарскую границу перешли 30 узников каторжного лагеря Безансонского леса, а в начале февраля швейцарскими властями было задержано и доставлено в Лозанну еще 64 русских солдата, бежавших из Франции.
Швейцарские власти не очень охотно предоставляли убежище русским солдатам, бежавшим из Франции. Они называли их дезертирами и содержали в условиях, близких к тюремным.
В начале февраля 1918 года из русских солдат, бежавших в Швейцарию, были сформированы две рабочие команды, которые и были отправлены на мелиоративные работы: одна в долину реки Рона, а другая в район г. Ивердон. Я попал в ту рабочую команду, которая вела работы в долине реки в районе деревни Рид кантона де-Валей.
В рабочих командах был установлен особый режим. Постоянной вооруженной охраны с нами не было. Эту обязанность выполняли негласные чины полицейской службы, проживавшие в деревне Рид. Всей работой руководили старший смотритель и инженер-мелиоратор. Несмотря на тяжелую физическую работу, норма питания в рабочих командах была очень низкой. Суточный рацион рабочего состоял из 300 граммов хлеба, 25 граммов пшена и 100–150 граммов моркови. Это была голодная норма, которая не могла поддерживать наши силы на такой тяжелой работе. Хроническое недоедание грозило окончательно подорвать здоровье. У русских солдат начались серьезные заболевания. Швейцарские власти смотрели на все это безучастно. Они ничего не сделали для того, чтобы хоть чем-нибудь облегчить наше положение.
Не остались безучастными к нашей судьбе лишь простые люди Швейцарии. В деревне Рид, где размещалась наша рабочая команда, выдача хлеба населению была возложена на владельца небольшого торгового магазина. К его магазину была прикреплена и наша рабочая команда, состоявшая из 62 человек. Когда на почве голода в команде начались массовые и серьезные заболевания, [296] мы обратились к владельцу магазина с просьбой, не окажется ли у него возможности выдавать на каждого из нас за наличный расчет хлеба больше того, что мы получаем по карточкам.
На нашу просьбу он ответил:
— Все мы с большим сочувствием относимся к вам — русским солдатам. И я рад помочь вам. С сегодняшнего дня я буду отпускать вам хлеба по тысяче триста граммов на каждого. По вечерам, когда вы будете приходить получать хлеб по карточкам, я буду выдавать вам за наличный расчет еще по килограмму хлеба, но только предупредите своих товарищей, чтобы они не предавали это огласке.
И тут же подозвал к себе жену и взрослую дочь, работавших вместе с ним в магазине, предупредив их о своем решении. После этого жизнь русских солдат нашей рабочей команды улучшилась. Угроза голодной смерти миновала. Владелец магазина и его семья старались всячески помочь нам. Иногда они снабжали нас и другими продуктами.
Прошло достаточно времени, пока швейцарские власти узнали об этом великодушном поступке. Они наложили на владельца магазина большой штраф и категорически запретили ему отпускать какие-либо продукты русским солдатам сверх установленной нормы. Но дело было уже сделано. Наши подорванные силы были восстановлены.
С таким же трогательным участием относились к русским солдатам и остальные жители деревни. Они оказывали нам и посильную помощь и внимание. Когда наступили дни масленицы, жители деревни пригласили всех нас (по два — три человека на дом) провести вместе с ними праздники. На протяжении почти всей недели по вечерам, по окончании работ, русские солдаты были гостями радушных крестьян.
Истекал месяц нашей работы в долине реки Рона. Неудовлетворительное питание, тяжелый физический труд, отсутствие специальной одежды и обуви для работы в заболоченной местности — все это стало сказываться на здоровье людей рабочей команды. Начались массовые простудные заболевания.
Между тем наши просьбы к властям создать нам необходимые условия для работы оставались безрезультатными. Мы решили объявить забастовку, а вместе с ней и голодовку. Швейцарские власти обрушились на нас с репрессиями. [297] Они арестовали, судили и заключили в ссыльные тюрьмы руководителей забастовки, в числе которых был и я с Козловым.
В те дни, когда в нашей рабочей команде была объявлена забастовка, перешли швейцарскую границу в поисках политического убежища 360 человек русских солдат-куртинцев, отбывавших наказание в штрафном рабочем батальоне в кантоне Безансон.
Этот массовый переход границы был осуществлен русскими солдатами открыто, на виду у пограничных постов, которые не предприняли никакой попытки помешать русским солдатам укрыться в Швейцарии от произвола французских властей.
Но швейцарские власти отказали русским солдатам в политическом убежище. Они спешно мобилизовали жандармские, полицейские и военные силы ближайших приграничных кантонов и оцепили ими русских солдат. Затем вызвали представителей французского военного командования и передали им русских солдат.
Этот акт был грубым нарушением общепринятых международных обязательств. Но швейцарские буржуазные власти пошли на это, лишь бы избавиться от нового отряда революционных русских солдат.
Простые люди Швейцарии возмущались поступком своих властей, но были бессильны помешать этому. Когда нас, как руководителей забастовки, под строгим конвоем отправляли в ссыльную тюрьму, почти все жители деревни Рид пришли проститься с нами. Им было уже известно о выдаче швейцарскими властями большой группы русских солдат, перешедших швейцарскую границу, французскому военному командованию. Пожимая нам руки, они говорили:
— Мы не одобряем этого поступка наших властей. Мы все с вами и за вас. Желаем вам поскорее увидеть вашу родину.
Так же были настроены и простые люди маленького городка Монтан, через который мы следовали к месту нашего заключения — тюрьму-колонию Бельшас.
Так на протяжении всех долгих дней борьбы русских солдат за свое священное право вернуться на Родину, поднявшую знамя борьбы за освобождение трудящихся от капиталистического рабства, их друзьями и помощниками были простые люди Франции, Северной Африки, Швейцарии. Это было яркое проявление международной [298] солидарности трудящихся — огромной непобедимой силы в истории нашего времени.
...В июне 1918 года в одной из швейцарских газет было объявлено о прибытии в Швейцарию советской дипломатической миссии.
Газета дошла и до ссыльной тюрьмы, где я отбывал наказание. При помощи простых добрых людей мне и другим русским солдатам, отбывавшим наказание в ссыльных тюрьмах, удалось связаться с советской миссией, и мы оказались на свободе. Советская миссия добилась не только нашего освобождения, но и возвращения нас на Родину.
В июле 1918 года, взволнованные и счастливые, вступили мы на землю нашей Родины, а в начале августа я уже был бойцом 1-й коммунистической роты Воронежского полка Красной Армии.
