целом ряде московских журналов и газет, но только не на страницах ежегодника 'Япония', предпочитающего оставаться рупором японского посольства. Ну что же: ущерб от такого освещения японской внешней политики, и в частности российско-японского территориального спора, несут прежде всего не японоведы-патриоты, а сами японофилы-ельцинисты, теряющие постепенно доверие российских читателей.
Нельзя не упомянуть в этой же связи и о тех отечественных японоведах, которые пришли к пониманию необходимости критического, негативного восприятия деструктивных ельцинских реформ и коварного содействия этим реформам правящих кругов Японии не сразу, а после мучительных поисков истины. Один из них - доктор исторических наук Рафик Алиев (псевдоним О. Арин), бывший научный сотрудник Института Дальнего Востока РАН, в конце 80-х - начале 90-х годов склонялся поначалу к поддержке японских территориальных притязаний к нашей стране. Однако потом, проведя несколько лет в эмиграции и соприкоснувшись поближе с политологами Западного мира, он убедился в их предвзятом отношении к нашей стране и круто изменил свои взгляды. По возвращении в Россию Алиев открыто стал на сторону патриотов, выступавших против власти ельцинистов и прислужников этой власти японоведов-'демократов', готовых за подачки Японского фонда угодливо поддакивать посягательствам Японии на Южные Курилы189. Книги Алиева, изданные им частным образом в России в конце 90-х годов, содержат много свежих взглядов на роль Японии в системе международных отношений на Дальнем Востоке и в то же время открывают глаза читателям на экспансионистский характер и двуличие японской внешней политики, пронизанной антироссийским духом.
Идеологическое и личностное противостояние, возникшее в 90-х годах в российском японоведении, между 'японофилами', с одной стороны, и 'русофилами' - с другой, сопровождалось, естественно, появлением и 'срединного течения' в среде отечественных знатоков Японии. Отличительными особенностями содержания публикаций этой группы моих коллег стало их внешне 'нейтральное' отношение к территориальному спору двух стран, за которым крылось в большинстве случаев стремление не вступать в дискуссии ни с той ни с другой стороной и отделываться в своих статьях и книгах половинчатыми, аморфными или двусмысленными формулировками во всех случаях, когда речь шла о советско-японском территориальном споре. Такую уклончивую позицию предпочитали занимать прежде всего авторы тех публикаций, издание которых было оплачено Японским фондом. Не давая собственных оценок японским территориальным домогательствам к нашей стране, эти авторы избегали таким путем обид своих знакомых из японского посольства и распорядителей Японского фонда, субсидировавшего публикацию их опусов.
Такая тенденция к уклонению от четкого определения своего отношения к территориальному спору двух стран выявилась в статьях и книгах даже тех японоведов, которых навряд ли можно было упрекнуть в слишком больших симпатиях к японцам. Прослеживалось нежелание осуждать японскую сторону за незаконные притязания на Курильские острова даже в солидных научных публикациях моего давнишнего друга ныне покойного Д. В. Петрова190. В еще большей мере стремление не портить отношения с Японским фондом проявилось и в монографии В. О. Кистанова191, защищавшейся автором в качестве докторской диссертации.
Обидно, но отрицательное воздействие оказал Японский фонд и на содержание самой крупной по объему совместной публикации московских историков-японоведов - 'Истории Японии', вышедшей в свет в двух томах в конце 1998 года192.
В целом выход в свет всеобъемлющего труда по истории Японии с древнейших времен и до последних дней современности стал, на мой взгляд, большим и долгожданным событием в российском японоведении. Отечественные японоведы - авторы двух названных томов заполнили тот вакуум, который образовался на книжном рынке и в библиотеках страны спустя двенадцать лет после выхода в свет 'Истории Японии', написанной в советские времена на основе марксистской методологии тремя весьма компетентными специалистами-японоведами: Ю. Д. Кузнецовым, Г. Б. Навлицкой и И. М. Сырицыным. При этом более подробное и обстоятельное освещение получили в двухтомнике многие события японской истории, ранее не отмеченные нашими исследователями. В этом отношении ценность этой публикации не вызвала у меня сомнений, хотя ее авторы и редактор (А. Е. Жуков), видимо по причине спешки с ее изданием, отказались от ссылок на источники (даже в цитатах), от списков использованной литературы и выявления своего отношения к трудам предшественников, что может дать повод придирчивым читателям воспринимать этот двухтомник скорее как компиляцию, а не как полноценное исследование. Но не в этом я увидел самый досадный недостаток этого большого и несомненно солидного труда. Увы, ложками дегтя в бочке меда стали в двухтомнике те его разделы, где освещаются российско-японские и советско-японские отношения. А освещаются они так, будто их писали не русские авторы, а японцы, ибо в оценках всех событий и фактов, связанных с территориальным спором двух стран, превалируют японские взгляды на этот спор. В тех скупых авторских комментариях, которые имеются в тексте, не очень внятно, но настойчиво проводится, в частности, идея необходимости решения 'территориального вопроса' на путях 'компромисса', а иначе говоря - на путях односторонних и ничем не обоснованных уступок нашей страны японским территориальным домогательствам. Игнорируя аргументы российских патриотов - защитников Курил, авторы 'Истории Японии' в ряде мест ограничиваются воспроизведением лишь аргументов японской стороны. История русско- японских отношений излагается в книге так, будто не было в нашей стране таких компетентных исследователей истории этих отношений как Э. Я. Файнберг, Л. Н. Кутаков, Б. П. Полевой, И. А. Сенченко и ряда других ученых.
В чем же причина этого странного на первый взгляд упорства авторов 'Истории Японии' в навязывании российским читателям японских взглядов на территориальный спор двух стран? Ответ на этот вопрос лежит на поверхности - он дан издателями двухтомника уже на титульном листе. Ибо согласно титульному листу двухтомник издан, как там сказано, 'при поддержке Японского фонда'. А распорядителями этого фонда являются, как уже об этом писалось выше, чиновники МИД Японии. Всеобъемлющая 'История Японии', подготовленная в годы ельцинского правления нашими японоведами на деньги Японского фонда, оказалась, к сожалению, при всех ее достоинствах товаром с вредными червоточинами: с ее страниц, посвященных острейшим проблемам российско-японских отношений, веет антирусским, японским душком. И душок этот начнет еще сильнее сказываться на репутации книги после ухода Ельцина из Кремля - ухода, за которым неминуемо грядет всеобщее и громогласное осуждение и политиками, и журналистами, и научными работниками всей политики ельцинистов, и в том числе их порочного курса на потакание японским территориальным домогательствам. Жаль, что редактор этой большой и долгожданной книги не сумел воспротивиться давлению наших японофилов и спонсоров из Японского фонда, стремящихся поставить под сомнение законность нахождения Южных Курил в составе России.
В общем же, российское японоведение 90-х годов стало являть собой хотя и пеструю, но не радужную картину идеологического разброда и разноголосицы - картину, вполне соответствующую кризисному состоянию всех российских общественных наук. Да только ли наук? В кризис погрузилась вся Россия, растерзанная территориально, разграбленная экономически, надломленная духовно и нестабильная в политическом отношении. Досадно, но в ближайшей перспективе в российском японоведении не просматривается возможность целеустремленного плодотворного сотрудничества моих коллег, их совместного движения вперед, как это было в 1986 году - в дни первого съезда японоведов социалистических стран. Увы - этот съезд оказался как первым, так и последним общенациональным научным форумом отечественных японоведов.
Глава 2
РОССИЯ И ЯПОНИЯ В УСЛОВИЯХ ДЕГРАДАЦИИ
ЕЛЬЦИНСКОГО РЕЖИМА
(ВТОРАЯ ПОЛОВИНА 90-х ГОДОВ)
'Встречи без галстуков' в Красноярске и Каване.
Возрастание угрозы территориальной
целостности России
Никогда еще прежде повседневная профессиональная деятельность московских японоведов не была столь зависима от экономической и внутриполитической обстановки в стране, как в последнее пятилетие ХХ века.
Непоправимым несчастьем для всей России, для основной массы ее граждан обернулись президентские выборы 1996 года. Проголосовала ли тогда за Ельцина или нет большая часть российских избирателей - дело темное и судить об этом трудно. Но прискорбным и общепризнанным фактом постепенно стало то, что президентом страны был избран неработоспособный, больной, властолюбивый, умственно неуравновешенный и примитивный по своим взглядам человек, главной заботой которого стали в последующие годы лишь помыслы о поддержании своего угасавшего здоровья и сохранении той
