парень обернулся и в ярости посмотрел мне вслед, будто убил бы меня на месте, будь у него такая возможность.
Томе покачала головой:
— Джордж Кингсли. Хорошенько, его рассмотрел?
— Достаточно, чтобы понять, что он с радостью перерезал бы мне горло.
— Да уж, он такой. Представляешь, Лем, я знала его еще двенадцатилетним мальчишкой — смышленый такой мальчик был. Но у его отца постоянно были неприятности с законом — так мы и повстречались. Зато мать у него — очень хорошая женщина. Она отправила его в школу и старалась уберечь от неприятностей. Но этот парень не хотел просто жить по правилам, как все остальные. Он все время что-то читал и рассуждал на разные темы, постоянно проповедовал всякие идеи —
— Похоже, до добра его это не довело.
— Насколько я себе представляю, однажды он оказался в дурной компании, и один из подростков решил, что самое время ограбить ближайший магазин. Кингсли думал, что они зашли туда леденцов купить, а тот, другой парень вдруг выхватил пистолет. Полная нелепость. Думаю, остальные и понятия не имели, что он что-то задумал, но все равно не хотели вешать всю вину на своего товарища. В общем, в итоге Кингсли отправился в тюрьму для малолетних преступников только за то, что пошел покупать «Сникерс» не в той компании. Его посадили всего на полтора года, но вышел он оттуда уже совершенно другим: такое ощущение, что из него выбили все человеческое. Когда его арестовали, это был живой, полный энергии и энтузиазма маленький вулкан — юноша, который, возможно, и в самом деле мог бы изменить мир к лучшему. Но из тюрьмы он вышел обычным головорезом, каких тысячи.
— Да, это настоящая трагедия, — вздохнул я, стараясь сделать вид, будто я действительно тронут.
На самом же деле мне было трудно сосредоточиться на проблемах Джорджа Кингсли, когда у меня своих было по горло.
— Да, настоящая трагедия. Хочешь, чтобы и с тобой так же вышло? Ведь ты же собираешься в Колумбийский университет. А что ты думаешь об университете, где тебя каждую ночь будут насиловать?
Она явно старалась меня напугать, но зачем? Я и так был напуган до полусмерти. Не такой уж я крепкий орешек, чтобы меня можно было запугать только прямыми угрозами. Зато умник я был еще тот.
— Но если все знают, что более сильные заключенные насилуют более слабых, — спросил я, — почему же никто ничего не делает?
— Не знаю, — ответила Томс. — Можешь обсудить эту проблему с охранником, когда окажешься в такой же ситуации.
Мне не хотелось сейчас думать о загадке Мелфорда, но ни о чем другом я тоже думать не мог, потому что вдруг обнаружил ответ. Я понял, к чему клонил Мелфорд, я понял, зачем нужны тюрьмы, если они не выполняют своего прямого назначения. Я понял, почему мы отправляем преступников в криминальные академии, где они превращаются в еще более опасных, более кровожадных и более закоренелых преступников. Я понял, почему Кингсли вошел в тюрьму жертвой, а вышел из нее палачом. Тюрьмы устроены так потому, что они именно
Мы сидели в комнате для допросов возле маленького металлического столика, прикрученного винтами к полу: должно быть, копы считали, что эта предосторожность совершенно необходима, иначе какой-нибудь вор может попытаться сбежать вместе со столом. Стены здесь были такие же, как и в коридорах, — бледно-зеленые, сложенные из шлакобетонных блоков; лишь на одной стене, напротив меня, висело кривое зеркало. Я догадался, что кто-нибудь вполне
Томе села напротив меня и облокотилась о стол.
— Ну ладно, — сказала она, — ты сам знаешь, почему здесь оказался.
— Нет, не знаю, — ответил я. — Понятия не имею, почему здесь оказался.
Это было правдой только отчасти, потому что я понятия не имел, что они знают, а что нет. Но меня действительно удивило собственное спокойствие. Видимо, я просто считал, что Эми Томс относится ко мне вполне дружелюбно, а может быть, за последние пару дней успел побывать в куда более страшных ситуациях. Словом, чувствовал я себя неплохо: чувствовал, что, если не суетиться и вести себя спокойно, как Мелфорд, — все будет в порядке.
— Ну ладно, давай поговорим о Лайонеле Семмсе, — предложила она.
У меня дыхание перехватило — не потому, что я узнал это имя, а потому, что не ожидал ничего подобного. Лайонел Семмс? Неужели в этой игре замешан еще кто-то? До чего же у них тут все туго закручено!
— Это еще кто такой?
— Возможно, ты знаешь его под кличкой Ублюдок.
— Ах, Ублюдок! Ну да. А что с ним такое?
— Это ты мне скажи.
— Ну-у… — задумчиво протянул я. — Я пытался продать ему энциклопедии, но они с женой не захотели ничего покупать. Я запомнил его, потому что обычно если уж трачу на кого-нибудь столько времени, то непременно что-нибудь продаю. К тому же он был какой-то нервный и скользкий.
— И?..
Я пожал плечами:
— И все. Больше ничего о нем не знаю. А что?
— У Ублюдка не было никакой жены, но он и женщина, с которой он встречался, пропали. Никто не видел их с вечера пятницы, и, насколько нам известно, ты последний, кто видел их живыми. Это само по себе может стать достаточным основанием для подозрений. А может и не стать. Но после этого я почему-то застаю тебя там, где Ублюдок работал, и при этом на тебя наезжает Джим Доу, на которого он работал. А потом выясняется, что ты ходил по соседям Ублюдка и расспрашивал их о нем. Чувствуешь, к чему я клоню?
Внезапно у меня закружилась голова. Я сразу заподозрил, что опрос соседей может оказаться роковой ошибкой, — теперь же я знал это точно. Почему Мелфорд заставил меня это сделать? В моем сознании носились отзвуки слов Читры, которая предупреждала меня насчет Мелфорда. Неужели он хотел, чтобы меня засекли?
— Ничего подобного не было, — солгал я.
— А соседи утверждают, будто видели тебя вчера: ты ходил по домам и расспрашивал всех об Ублюдке и Карен. По крайней мере, они говорят, что видели какого-то парня, который по описанию очень похож на тебя. Если хочешь, можем устроить вам очную ставку, но, думаю, мы с тобой оба знаем, к чему это приведет.
— Ладно, устраивайте очную ставку, — сказал я, пожимая плечами.
Я решил, что делать мне все равно больше нечего — придется играть до конца и ни в коем случае не раскалываться. Я старался сдержать легкую улыбку, которая то и дело готова была появиться у меня на лице, потому что чувствовал: со мной сейчас происходит то же самое, что было со многими. Вот я сижу тут, всего лишь подозреваемый, но система уже пытается превратить меня в кого-то другого, куда более опасного для общества. Возможно, если бы я попал в тюрьму надолго, то мог бы превратиться в настоящего преступника.
— Мы осмотрели его фургон, — сказала Эми, — и нашли следы крови.
Я внимательно посмотрел на нее. Она не сказала, что там нашли парня с раздробленным черепом, из чего я заключил, что Доу успел спрятать тело.
— И еще мы нашли кучу отпечатков. Подозреваю, что среди них будут и твои.
