Леонид Агеев
Анюта
Вениамин свернул с Невского и пошел по Садовой в сторону Марсова поля. Улица была умыта вчерашним дождем, асфальт местами еще не просох и поблескивал мелкими лужицами под весенним солнцем. А на душе у Вениамина было довольно пасмурно. Остановившись у перекрестка, он поскреб левую щеку и еще раз убедился, что выбрита она некачественно. Халтурить начала Мышка, нужно будет вечером заняться ею, подрегулировать малость... И Гарсон тоже хорош - сварил утром вечерний кофе! Хотя тут ты, Веня, виноват сам - спросонок не на ту, видать, нажал кнопку. В Гарсоне пора, однако, поковыряться: кнопку оставить одну... за нею - индикатор времени суток, а от него - сигналы на три программы - утреннюю (кофе покрепче), послеобеденную (еще крепче - чтобы в сон не клонило) и вечернюю (относительно крепкий). Омолодим старика - поработает еще... Мелкие брызги из-под колес промчавшегося электромобиля окропили Венины брюки. Он совсем помрачнел, вытащил платок, стряхнул капли, вытер руки. Задумавшись и опустив голову, дошел до моста и только тут, почувствовав под ногами небольшой подъем тротуара, огляделся: окантованное высокими, по ранжиру постриженными деревьями лежало перед ним Марсово поле, просвечивая сквозь зелень ветвей красными, раскаленными солнцем дорожками. На солнце не хотелось. Вениамин перешел улицу и свернул в сад - через узорные ворота, - под соединившиеся в один зеленый свод деревья.
Вокруг старинного каменного павильона на берегу речки за столиками, как всегда, сидели шахматисты всех возрастов - от октябрят до пенсионеров. Здесь была их вотчина, их царство. За спинами играющих, покуривая и так просто, стояли болельщики. В полной тишине лишь чуть слышно пощелкивали табло времени.
Вениамин был шахматором, то есть сначала, как и все, шахматистом, но, не сумев подняться выше первого разряда и страстно любя эту игру, перешел в шахматоры, а попросту шахмачи (с легкой руки остряков шахматистов, окрестивших их так). Шахматисты играли сами, шахматоры - посредством машин. Это стало Вениным хобби. Пять лет назад он собрал свой первый агрегат Вен-1, и тот, непрерывно совершенствуясь в руках хозяина, за три года выполнил норму мастера, но полностью износил при этом свои базисные узлы, а конструкция некоторых из них безнадежно устарела. Пришлось беднягу демонтировать и начать все заново... Вен-2 оказался совершенным молодцом! Правда, Вениамину здорово пришлось над ним потрудиться, так здорово, что на основной его работе начальство начало почесывать затылок, размышляя над перспективой своего недавно такого перспективного (а что, Веня, скромничать - все и сейчас так считают!) инженера. Зато Вен-2 и впрямь удался. В прошлом году они стали олимпийцами - одной из двенадцати пар. Олимпийцы никому из прочих претендентов не проигрывали, но и друг друга одолеть не могли - делали сплошные ничьи.
раздалось вдруг в тишине шахматного царства. Вениамин даже вздрогнул - так это было неожиданно... За крайним столиком толстый румяный дядя, пристроив на коленях толстый потрепанный портфель, начинал партию. Его партнер - худой, бледный и близорукий, с плавающими линзами в синих глазах, пожал плечами и сделал ответный ход. Дядя не заметил удивленных взглядов из-за соседних столиков, потер руки, схватил за гриву своего белого жеребца, громко крякнул и выпрыгнул за строй пригнувших головы пешек. Был он явно приезжим и сидел тут впервые. Подобные манеры поведения за доской в этом храме считались откровенно дурным тоном.
Вениамин отвлекся резко изменившимся ходом партии за столиком слева, где неотвратимо назревал мат черным, и забыл о дяде... Он любил приходить в этот уголок сада: когда-то, в школьные годы, именно здесь начался, как это пишут в газетах, его путь в большой спорт, в большие шахматы. А теперь он - первый шахматор планеты, единственный олимпиец. Да, вот уже второй месяц он - самый-самый... После прошлогоднего чемпионата Вениамин долго сидел над схемой своего Вена-2, ища в ее хитросплетениях свой путь в чемпионы. И высидел-таки: нашел новый материал для основного канала связи в узле воспроизведения информации, материал, который позволил увеличить пропускную способность этого самого канала вдвое. Большего и не требовалось. Пользуясь, согласно уставу федерации шахматоров, своим правом олимпийца, он предложил новый регламент партий, сократив время на обдумывание хода с десяти секунд до пяти, и в апреле стал самым-самым, выиграв на турнире олимпийцев все двадцать две партии, причем трое соперников Вена-2, хозяева которых пытались форсировать режим работы своих питомцев, сгорели от перегрузок прямо за шахматной доской. Победа с фейерверком!
Идея насчет нового материала оказалась как нельзя более кстати и на работе. Вовремя ты ее, Веня, подкинул своему начальству: начальство опять долго чесало затылок, глядя на тебя, и даже покачивало головой - задумчиво-положительно покачивало...
раскатилось над столиками. Ну, видимо, дела у дяди идут хорошо. А ведь и верно - неплохо идут...
Прибауточник раскрыл свой портфель, вытащил плоскую бутылку, отвинтил пробку-стопку, налил 'полную жизнь' и, запрокинув голову, отправил эту жизнь прямиком в горло. Достал яблочко, повертел его с сомнением - закусить ли? - и бросил обратно в портфель.
– А ты, друг, не замерз часом? - протянул он бутылку партнеру в правой руке и смахивая левой пот со лба.
Партнер буркнул 'благодарю' и, глубоко погрузив подбородок в сомкнутые ладони, нахмурил бледное чело. Правое веко у него чуть подергивалось.
А за столиком слева позиция окончательно запуталась. Вениамин едва начал разбираться, что к чему, как снова раздалось:
Дядя весело повторил процедуру с 'полной жизнью'. Правда, яблочко на этот раз отправил в рот и, похрустывая, снисходительно уставился на порозовевшего соперника.
Да, дядька был что надо! Фигура... Прямо Остап Бендер. Хотя, нет, скорей - Ноздрев. Он самый - Ноздрев! А соперник его на Чичикова не похож, совсем не похож... Помни, Веня, вспоминай классиков древних: двести пятьдесят лет прошло не было никого лучше и на горизонте не видать...
