при монтаже.
– А почему «Девять пальм»? – вдруг вспомнил Камакин. – Я вроде насчитал только семь.
– Две на прошлой неделе сломал тайфун, – голос Дьюка заметно помрачнел. – Я уже заказал новую вывеску.
– Здесь бывают ураганы? – полюбопытствовал Дьячкофф.
– Да… И цунами тоже. Просто в рекламных проспектах об этом не пишут. – Дьюк упомянул о гигантских волнах с таким спокойствием, словно речь шла о летнем дождике. – Кроме того, многие плохо переносят качку, – добавил он, зевнув.
– Во время морских прогулок? – в голосе Камакина еще теплилась надежда.
– Нет, при подземных толчках!
Последняя новость произвела на компаньонов удручающее впечатление: Камакин сразу же замедлил шаг, а Дьячкофф буквально застыл на лестнице с поднятой ногой.
– Постойте, – неуверенно начал он. – Так здесь еще и трясет?!
– Разумеется. Хотя толчки не так уж часты, – подтвердил Дьюк.
Владелец «Пальм» собирался что-то добавить про свое заведение, но его перебил Камакин.
– Черт возьми!… Тогда какого хрена сюда лезут жирные коты?!
Что ни говори, а шикарные виллы все еще будоражили его воображение. Но, похоже, Дьюк в этот день был способен ответить на любой вопрос.
– А где же еще они увидят всю эту…ерунду?! – хозяин гостиницы сделал ударение на последнем слове, и Эдику показалось, что он произнес его с гордостью.
Доставшийся приятелям номер был напрочь лишен уюта и отличался спартанской простотой: небольшая комната со встроенным шкафом, двумя кроватями и телевизором на тумбочке, а также крошечный туалет и ванная. На полу лежал ядовито-зеленый ковер с многочисленными пятнами от пролитого кофе.
Когда они вошли в комнату, Дьячкофф сразу же бросился к окну. Камакин и Дьюк остались у двери.
– Отличный номер… низкие цены, – отрешенно бубнил Дьюк, стараясь не смотреть в сторону пятен на полу.
– По-вашему, это вид на океан?! – негодующе воскликнул Эдик. – Да отсюда, кроме двух дурацких пальм, ничего не разглядеть!
– До урагана была видна и третья, – печально уточнил Дьюк. – Что касается океана… Попробуйте высунуться в окно. Кстати, с этой стороны здания у меня клумба, – непонятно зачем добавил он.
Лицо Эдика исказила плаксивая гримаса.
– Ненавижу цветы!… – простонал он.
Камакин быстро сообразил, что Эдик, того и гляди, закатит истерику и, поскольку это не входило в его планы, принял единственно верное решение.
– О'кей, мы еще успеем полюбоваться на океан… – негромко пообещал он и стал выпроваживать Дьюка за дверь.
Как раз в этот момент из-за стены донеслась громкая ругань.
– Что за фокусы! – мигом насторожился Дьячкофф. – Вы говорили, в номерах отличная звукоизоляция!
Дьюк буквально расцвел в улыбке:
– Это скауты из Аризоны, – дружелюбно объяснил он. – Сейчас я их успокою!
Когда приятели остались одни, Макс тут же набросился на Эдика:
– Эти обдиралы совсем обнаглели: в «Рэдисоне» я и то платил меньше! – Эдик уставился на приятеля с нескрываемым вызовом.
– В «Рэдисоне»?… – недоверчиво протянул Макс. – Не припомню за тобой таких взлетов.
– Не важно, – буркнул Дьячкофф, умолкая. Максу иногда удавалось отбить у него охоту открывать рот.
Но Камакин и не собирался тратить время на болтовню. Глянув на часы, он отметил про себя, что дело идет к обеду.
– Пора бы глянуть на Леву, – Камакин хитро подмигнул Эдику и направился к двери. Дьячкофф молча побрел за ним.
Первым делом они отправились в контору принадлежащей Глюкману фирмы по прокату пляжного инвентаря, чьи отделения имелись почти на всех городских пляжах. Однако Левы в конторе не оказалось.
Не было его и дома, в красивой двухэтажной вилле на южной окраине. Им пришлось поколесить по городу и потратить целый час, прежде чем Макс выяснил, что по вторникам владелец «Раскаленного солнца», а именно так называлась фирма Глюкмана, играет с приятелями в гольф-клубе «Фламинго».
По пути в клуб Камакин заехал в магазин и купил бинокль. Дьячкофф встретил дорогую покупку без энтузиазма, и тогда Максу пришлось объяснять, что, кроме надежного оружия, каждый охотник должен иметь под рукой хорошую оптику. Услышав об охоте, Дьячкофф нервно заерзал на сидении. Глядя на его бледное лицо, Камакин лишний раз пожалел, что связался с жалким слюнтяем, но менять что-либо было поздно.
