– Будет тебе экзотика – не хуже верблюдов, – пообещал Бо вскоре после приезда. – Прям на месте, не выезжая из города. Погуляешь на настоящей калмыцкой свадьбе!
Однако, не желая обижать Бо, сообщу вам по секрету: свадьба оказалась суррогатом.
Дядя Бо (младший брат матери) выдавал замуж вполне самостоятельную и современную дочь – преподавателя автодорожного техникума. Жених вообще был нашим с Бо общим коллегой: капитаном внутренних войск, проходившим службу в отдельном батальоне, приткнувшемся где-то на Астраханском выезде.
Никаких шатров, старинных плясок и национальных одежд. Железобетонная столовая швейной фабрики, что на краю города, аппаратура «Sony» с последними хитами MTV, тамада в мини-юбке, с микрофоном и дипломом филолога, гости в европейских костюмах, и никаких тебе намеков на архи (это такая молочная водка – я в книге читал) и целиком зажаренного на костре барашка. Вездесущий «Кристалл» вперемежку с болгарскими винами, ставропольские колбасы, цимлянские рыбные копчености, свадебный торт из Волгограда…
А из всей экзотики, что была представлена, мне запомнилось следующее: красивая песня про степь на калмыцком языке, профессионально исполненная хмурой маленькой мадам в костюме от Валентино, калмыцкая девушка Саглара, волею случая оказавшаяся за столом со мной рядом, и… ну да – и те самые монахи числом семь.
– Внедрение проходит успешно, – возбужденно сообщил я Бо ближе к вечеру, получше познакомившись со своей соседкой по столу и отчетливо почуяв ее женскую приязнь, невольно пробивавшуюся сквозь горделивое обличье. – Дама работает в Биде (этак местные товарищи обзывают администрацию – тамошний Белый дом). Может оказаться очень полезной. Хотя на вид неприступна – как скала.
– Двоюродная сестра жениха, – буркнул Бо и, лениво зевнув, предупредил: – Разведена, на выданье. Ты поосторожнее – женят, пукнуть не успеешь. Или в степь вывезут и оставят. А еще хуже – шпионка окажется. Из Биде же. Тогда весь план п…дой накроется.
– Понял, – по-своему интерпретировал я высказывание боевого брата. – Завидки берут?
– Я тебя предупредил, – благодушно рыгнул Бо. – Так что иди и подумай, бычий фуй. Если что – я рядом…
А свадьба между тем проистекала по обычному сценарию, как две капли воды похожему на сюжет любого масштабного застолья на земле Российской – не углядел я там национальной изюминки, каковой стращал меня Бо. Отличная закусь, нормальное выпиво, люди всякие вперемежку – солидные откормленные товарищи в хороших костюмах и бедные сельские родственники в ярких рубахах начала 80-х, более шумные и непосредственные. Перекрывающие общий гул вкупе с музыкой микрофонные вопли тамады, духота, напоенная винными парами, звон бокалов, поздравления, тосты – в общем, все как положено.
Часикам к одиннадцати все уже изрядно набрались, и моя неприступная администраторша несколько поутратила свой чопорный вид: раскраснелась, похорошела, в глазках чертенята запрыгали. И… вспотела. Жарко в зале, народу – куча, через каждые десять минут все ударно пляшут под «Беламор» младшенького Иглесиаса, дабы утрамбовать желудок для очередных поступлений. А я тоже от публики не отставал, дав себе слово в последующие три дня выезжать в степь на джипе и бегать до одурения, дабы сохранить форму. И разумеется, как и у каждого здорового мужика, моя пьяная мошонка сладко сжималась от близости двадцатипятилетней степной феи, общение с которой могло закончиться чем угодно.
Улучив наконец момент, когда заводного Иглесичьего сынулю сменил задумчивый Стинг (видимо, пьяный диджей с диском обмишулился), я резво потащил свою соседку танцевать. С волнением изрядным обнял хрупкий стан, вежливо прижал к себе и принялся усиленно ее… нюхать.
Чего это я, спрашивается? Думаете, ваш покорный слуга обонятельный маньяк? Да нисколечко! Это все отвязный хулиган Бо, чтоб ему пусто было.
– Бабы? У-у-у… Бабы у нас страшные, – сообщил Бо, когда я перед поездкой поинтересовался, как у них там насчет «клубнички». – Желтые, узкоглазые, кривоногие, вонючие…
– ???
– Ну, жрут все время бараний жир, потому и воняют им, – без тени усмешки на лице пояснил Бо. – Ну ты ж Профессор, знаешь, наверно: что человек жрет, тем он и воняет.
– Ты тоже все время баранину употребляешь, – напомнил я. – От тебя же не воняет!
– Ну, ты ж меня не трахал, – мудро заметил Бо. – А как засадишь ей, так сразу и завоняет. И того… Ну, короче, – п…да у них поперек.
– ???!!!
– Я тебе говорю! Не слыхал раньше, что ли? Они все время на конях ездили, потому – так.
– Брешешь как сивый мерин! – не поверил я в такую невозможную антропологическую вариацию. – Не может такого быть!!! Ну ладно – на коне. А когда пешком?
– А когда пешком ходят – хлюпает, – невозмутимо сообщил Бо. – Потому специальные трусы из верблюжьей шерсти шьют. Так что – возьми парочку журналов. Придется тебе там дрочить…
Я, конечно, информацию хулигана Бо подверг большущему сомнению и никаких журналов с собой брать не стал. Напротив, после такого несуразного заявления отчего-то загорелся желанием непременно сблизиться с какой-нибудь симпатичной калмычкой и самолично проверить все эти гадские инсинуации. Я хоть и реалист, но мнительный – чрезвычайно. Однако тут мы запросто обойдемся без протекции Бо – на такие дела мы и сами горазды!
А потому, помимо всего прочего, я прихватил с собой кучу кондомов фашистской фирмы «Sico», опасаясь, что на месте таковых может не оказаться…
Ну что вам сказать, дорогие мои? Бо – страшный врун. Толстый, противный, беззастенчивый враль.
Неожиданно для себя я обнаружил в Элисте множество весьма привлекательных дам, с каждой из которых я бы с удовольствием и надолго уединился в степном шатре либо в каком-нибудь старозаветном алькове.
Чопорная администраторша Саглара мне понравилась с первого предъявления: стройная, спортивная, где положено округлая, белокожая, с большими миндалевидными глазами и ярко очерченными красивыми губами, лишь едва тронутыми помадой. Ух!
Пахла она хорошим парфюмом от «Yves Rocher» – осторожно касаясь носом ее волос, я не заметил никаких посторонних флюидов, хоть как-то подчеркивающих индивидуальность ее природного запаха.
Зато явственно ощутил осторожную податливость дамы, плохо маскирующую тайное желание отбросить все нормы приличия и с разбегу прильнуть к моему могучему организму всеми своими выпуклостями и изгибами! И этот самый могучий организм, по ряду причин не вкушавший женской ласки в течение последней недели, мгновенно ответил на сей тайный зов.
– Жарко здесь, – хрипло пробормотал я, с трепетом прислушиваясь к трению, периодически возникающему между предательской вспученностью в области моего гульфика и жесткой резинкой ее юбки. – Выйдем подышим?
– Пошли, – с каким-то лукавым безразличием произнесла дама, пряча глаза. И опять я прочел в этом безразличии готовность к чему-то большему, нежели просто стремление побыстрее покинуть душный зал.
«Вот оно! – победно констатировало мое либидо. – Начинаем налаживать интернациональную дрючбу!»
На ярко освещенном крыльце фабричной столовой было людно, несмотря на то что тамада пять минут назад загнала всех куряк в зал для очередных поздравлений молодым.
Куряки просочились потихоньку обратно: в животах полно, водка никуда не убежит, а поздравлять молодых уже наскучило – на крыльце им интереснее. Там можно по очереди вылезать в центр круга и рассказывать, какой ты весь из себя славный малый и как неправильно с тобой по жизни обошлись все подряд: система, начальство, соседи, друзья, общество, Природа-мать, наконец…
Общались громко, преимущественно на калмыцком, оживленно жестикулируя, ухарски взвизгивая и обильно сдабривая россказни виртуозным матом – разумеется, на языке большого брата.
Презрительно глянув на витийствующих земляков, Саглара сморщила носик, дернула плечиком и в некоторой растерянности осмотрелась: для интеллигентной дамы, да еще и из Биде, дышать воздухом в такой суровой обстановке было вроде как неприлично.
– Гхм, – сымитировал было я движение плечом в сторону толпы, всем своим видом выражая
