черными лебедями казались волшебным сном. Густая аллея вела к покрытому голубой мозаикой величественному порталу дворца. В свежем воздухе, напоенном пряным запахом цветов, раздавалось щебетание птиц.
— Ну как? — тихо спросил Лихарев, искоса наблюдавший за Бочкаревым.
— Знаешь, Всеволод Александрович, прямо глазам не верю. Это чудо какое-то, — также тихо отвечал Бочкарев.
Они спешились. Алеша повел лошадей на конюшню. Подковы застучали по гладким каменным плитам, покрывавшим двор между аркой и садом.
— А теперь, Павел Степанович, я тебе покажу кое-что, — сказал Лихарев, беря Бочкарева под руку и увлекая его к воротам.
Под аркой виднелась темная ниша, закрытая толстой, в руку человека, ржавой решеткой.
— Что это? — спросил Бочкарев.
— Зиндан. Тюрьма бека.
— Ничего не вижу, — проговорил Бочкарев, тщетно стараясь рассмотреть что-либо в темноте.
— Постой, сейчас я подниму решетку. Осторожно, не стукнись головой.
Они, пригнувшись, спустились в низкое, как щель, подземелье.
На них пахнуло сыростью.
При неясном свете спички они увидели замшелую стену с вмурованными в нее цепями.
В глубине чернела узкая горловина колодца.
— А колодец зачем? — спросил Бочкарев.
— Это и есть зиндан. В нем сидели осужденные навечно.
Заглядывая в глубокий колодец, Бочкарев чиркал спичку за спичкой.
Со дна зиндана скалил зубы человеческий череп.
— Смотри, — сказал Бочкарев, — Там что-то белеет.
— Кости… Мы взяли штурмом этот дворец еще в двадцатом году, когда фронтом командовал Михаил Васильевич Фрунзе, — рассказывал Лихарев. — Тут было несколько узников. Один из них так оброс волосами, что с головы они спускались до пояса, а борода закрывала грудь. Этот человек весь высох и мог ползать только на четвереньках. Представь себе, он даже не помнил, когда и за что был закован в цепи и брошен в колодец. А другой просидел несколько лет в железной клетке. Она была так мала, что он не мог даже вытянуть ноги. Представляешь, ужас какой?.. Говорят, в степах дворца заживо замурован народный певец.
Бочкарев вышел на воздух.
— Да, не зря вы тут воевали, — проговорил он, покачав головой.
Они молча прошли через сад и по двойной лестнице поднялись во дворец.
В большой комнате с покрытыми мозаикой стенными нишами два командира сидели на ковре и играли в шашки. Один из них, сидевший спиной к дверям, оглянулся, увидел Лихарева, и на его морщинистом, с черными усами, полном лице изобразилось крайнее удивление, вдруг сменившееся такой бурной радостью, что, казалось, все в комнате сияло и улыбалось.
— Всеволод! — вскрикнул он, поднимаясь. — Вернулся? Какими судьбами, дорогой? — Широко расставив руки и постукивая деревянной ногой, он направился к Лихареву.
— Медведев!.. Здорово, старина! — обрадовался Лихарев.
Они крепко обнялись и расцеловались.
Молодой командир, игравший с Медведевым, собрал шашки и скромно удалился.
— Всеволод Александрович, дорогой, а ведь я только о тебе вспоминал, — говорил Медведев, с любовью глядя на Лихарева. Он перехватил недоумевающий взгляд товарища, устремленный на его ногу.
И не говори! — с досадой сказал Медведев. — Ибрагим, собака, отстрелил. Ведь ты только уехал, а мы пошли в Локай. Там она и осталась. Обещают протез прислать. А пока шкандыбаю на липовой ноге, на березовой клюке. Ездить верхом не могу, и вот назначен начальником гарнизона.
Он ступил шаг назад и сказал:
— Так ты, значит, вернулся?
Улыбка прошла по худощавому лицу Лихарева.
— Выходит, что так.
— И кем же ты теперь?
— Комбригом в одиннадцатой дивизии.
— От души поздравляю.
— Вот позволь тебе представить нашего военкомбрига, — сказал Лихарев, показывая на Бочкарева.
— Очень рад! Очень, — приговаривал Медведев, то пожимая руку Бочкарева, то вновь принимаясь обнимать Лихарева. — Вот радость-то!.. Ну, пошли скорей мыться!
Он прохромал в соседнюю комнату, принес мыло и полотенце, и они, весело разговаривая, прошли в сад.
Лихарев и Бочкарев разделись до пояса, вытрясли пропыленные гимнастерки и, покряхтывая от удовольствия, принялись умываться холодной водой.
— Ну, гости дорогие, не знаю, право, где вас посадить, — заговорил Медведев с озабоченным видом. — Стульев у меня нет, — Бек обходился без них. Хотя вам, бухарцам, не привыкать. Идем ко мне.
Они прошли в богато убранную коврами комнату.
Медведев собрал по углам целую охапку шелковых подушек и бросил их на ковер.
— Садитесь, товарищи, — предложил он радушно.
— Ну, теперь поговорим о деле, — сказал Лихарев, опускаясь на ковер рядом с Бочкаревым. Он взглянул на Медведева. — Ты не получал каких-либо распоряжений бригаде?
— Пока нет, — ответил Медведев, — Вчера вечером комкор Павлов вызывал меня по прямому проводу и дал указания в отношении Блиновской кавалерийской бригады.
— Блиновской? Что это за бригада? — спросил Лихарев.
— С Кавказа прибыла. Имени Блинова, а командует Тархов какой-то. Ночью разгружались. Комбрига я еще не видел. Должен скоро приехать, — пояснил Медведев, присаживаясь, напротив товарища.
— Так… Ну, а вообще какая обстановка в Восточной Бухаре? — спросил Бочкарев.
— Обстановка напряженная. На Амударье появился Селим-паша. Турецкий генерал. Дядя Энвера. С ним около тысячи всадников. Против Селим-паши будет действовать Блиновская бригада. Ну а вам, я думаю, придется драться с основным врагом — Ибрагим-беком.
Лихарев усмехнулся.
— Старые «знакомые. А где сейчас Ибрагим?
— В Локае.
— И большая группировка?
— Тысячи три.
В дверях послышался шорох. Вошел старик с большим медным подносом в руках. Он молча поклонился и поставил на ковер поднос с большим фарфоровым чайником, пиалами и изюмом. Расстелив перед сидевшими небольшую скатерть и расставив на ней все принесенное, старик удалился.
— Ну, рассказывай, какие еще новости? — спросил Лихарев, наливая чаю себе и Бочкареву.
— Новостей много. Всего сразу не упомнишь… Стоп! Ты Гроссмана знаешь? У меня был помощником. Из немцев, рыжеватый такой?
— Ну как не знать! Знаю, конечно, — сказал Лихарев.
— В штаб корпуса начальником отдела назначен.
— Очень рад за него.
— Погоди радоваться.
— А что?
— Пришлось мне быть у него по делу. Так, понимаешь, еле руку подал. Говорит — сквозь зубы цедит, Загордился — не подходи.
