— Любопытно, как вы устроились, — сказал Лихарев. Он переступил порог и вошел в небольшую чистую комнату с поставленным посередине столом. Тут же находились топчан, две табуретки и висевший На стене аптечный ящик.
— А это куда? — Лихарев показал на дверь в противоположной стене.
— Здесь я живу. Посмотрите, пожалуйста, как я устроилась.
Лихарев приоткрыл дверь и заглянул в соседнюю комнату.
— Э, да вы, сестра, лучше меня живете! Что значит женская рука. Уют, чистота и порядок, — говорил он, улыбаясь и оглядывая аккуратно прибранную постель, настольную лампу под искусно сделанным бумажным абажуром и приколотые к стене вырезанные из «Нивы» картинки. — А не опасно ли вам здесь жить одной на главной улице? Смотрите, чтобы вас не похитили ночью.
— Не похитят, товарищ комбриг. Вон запоры какие, — смеясь говорила Маринка.
— Нет, нет, я пошутил, — сказал Лихарев. — Ведь вы же старый боец. С какого года в армии служите?
— С восемнадцатого.
— С восемнадцатого? Так сколько же вам лет?
— Много, товарищ комбриг. Скоро будет уже двадцать один.
Лихарев усмехнулся.
— Да, действительно дело к старости идет, — заметил он, бросив быстрый взгляд на Маринку. — Я слышал, вы были ранены?
— Да. В прошлом году.
— При каких обстоятельствах?
— В осаде. Ну, там и ранило, — вся вспыхнув, сказала Маринка. — Садитесь за стол, товарищ комбриг, а то самовар выкипит, право.
Она быстро раскинула марлевую скатерть, извинившись, что нет стаканов, поставила на стол железные кружки, варенье и внесла самовар.
— Эх, хорошо! Люблю чайку попить, — благодушествуя и потирая руки, сказал Лихарев. — Мне покрепче, пожалуйста…
Он выпил кружку чаю и, вставая, сказал:
— Ну, теперь буду вашим постоянным гостем, сестра.
— Очень хорошо, А то вы, я видела, в чайхану заходите, а там разный народ можно всякую болезнь захватить.
— Так я вместе с комиссаром завтра приду.
— Заходите, пожалуйста, — приветливо сказала Маринка.
Лихарев вышел на улицу, свернул на мостик через арык и, пройдя мимо чайханы Гайбуллы, остановился у большого холма, спускавшегося здесь почти отвесным обрывом. «Вот прекрасное место для постройки театра, — подумал он, оглядывая ровную площадку между холмом и базаром. — Да, лучшего места не-сыщешь. Сроем часть холма — и сцена готова. Надо будет поговорить с Бочкаревым. Лихарев уже собрался идти, когда за его спиной послышались шаги. Он оглянулся. Кузьмич важно вел на веревке страшную на вид собаку с обрубленным хвостом и ушами.
— Куда это вы ее? — спросил Лихарев.
— А вот приручил, товарищ комбриг, — сказал Кузьмич с достоинством. — Ну и злющий кобель. Мишкой зовут.
Лихарев потянулся погладить собаку.
Пес зарычал и, вздыбив шерсть, лязгнул зубами.
— Ничего. Вы не бойтесь, товарищ комбриг. Он такой, он привыкнет. Раз за ногу цапнет, а потом, факт, привыкнет.
— И вас цапал?
— А как же! Это у них, факт, обычай такой… Товарищ комбриг, я вот видел, в 1-м туркестанском полку таких собак используют для связи. Говорят, хорошо работают. Вот мне и пришла мысль: что, если и нам таких связных завести?
— Где же вы их наберете?
— А вы только прикажите. Я за один день целую дюжину наловлю. Они очень даже хорошо идут на бараний курдюк. Покажешь собаке кусок, так она хоть на кибитку полезет.
— И все же за ногу хватает?
— Не без этого. Но я, факт, готов пострадать.
— Что же, товарищ лекпом, мысль ваша очень хорошая. Давайте займитесь. Много нам, конечно, не надо. А так штук пять приручите. Дело полезное.
— Слушаюсь, товарищ комбриг! Разрешите идти?
— Идите, товарищ лекпом.
— Пошли, Михаил! — сказал Кузьмич, дернув веревку.
Пес, виляя обрубком хвоста, покорно побежал за лекпомом.
Лихарев посмотрел ему вслед и пошел в штаб бригады, улыбаясь чему-то…
Вихров и Суржиков сидели посреди двора у черневшего в темноте широкого карагача и тихо беседовали. Разговор шел о небесных светилах.
Вокруг лежала насыщенная влажными испарениями душная ночь. Эскадрон только что возвратился из похода, и слышно было, как на коновязи тяжело вздыхали уставшие лошади.
— Значит, на луне жизни нет? — спрашивал Суржиков, поглядывая на небо.
— Нет. Жизнь на луне невозможна, — ответил Вихров, — Очень низкая температура… «Постой, сколько же там градусов? — подумал он. — Вот, черт, не помню. Забыл».
Если б он знал, что ему придется вести беседу по астрономии, то он, конечно, постарался бы подыскать в библиотеке подходящую книгу. Вихрову очень нравилось беседовать с этим любознательным молодым казаком, в котором он угадывал большие способности, и он уже намеревался просить Ладыгина направить Суржикова, так же как когда-то Митьку Лопатина, в военную школу. «Из этого бойца будет толк», — думал он.
— А все-таки я считаю, что когда-нибудь придумают летательные машины для сообщения между планетами, — сказал Суржиков.
— Да, конечно, — согласился Вихров, — не исключена возможность, что и при нашей жизни мы их захватим.
— Товарищ командир, а как вы думаете… — Суржиков не закончил.
На мершадинской дороге послышался все приближающийся быстрый конский топот.
Они выбежали к воротам.
Несколько всадников, как быстрые тени, карьером пронеслись мимо них.
— К штабу поехали, — сказал Суржиков. — Кто такие?..
Внезапно тишину ночи прорезал резкий звук сигнальной трубы.
— Тревога! — крикнул Вихров. Он подхватил шашку и побежал будить Ладыгина и Седова.
С лихорадочной быстротой бойцы разбирали оружие, бежали к коновязям, накидывали седла и вели пугливо всхрапывающих лошадей на сборное место.
Первый и второй эскадроны строились на той самой площадке, которую облюбовал Лихарев для постройки театра.
В темноте зазвучал голос Ладыгина.
— Ну, все в сборе? — спрашивал он. — Оставить в каждом взводе по пять человек. Харламов! Где он?
— Я, товарищ командир! — бойко отозвался старшина.
— Останьтесь здесь за меня.
— Слушаюсь, — сказал Харламов с явным неудовольствием в голосе.
— Что случилось, товарищ командир? — тихо спросил Вихров.
— Басмачи грабят кишлак Джар-Тепе, — громко ответил Иван Ильич. — Едем на выручку…
Со стороны подъехал всадник на крупной лошади. По мелькнувшей во тьме белой гимнастерке Вихров
