встречи зависит будущее многих людей.
Отец и сын стояли друг напротив друга, между ними был всего лишь обеденный стол, но сейчас этот стол с бешеной скоростью превращался в пропасть, разделяющую родных людей. За несколько мгновений все счастье этого утра бесследно улетучилось, и когда папа обошел стол и хотел положить руку сыну на плечо, Питер быстро отступил в сторону, не дав даже коснуться себя. Мальчик сжал пальцы в кулак, он был не в состоянии справиться с охватившей его яростью, кровь пульсировала в висках, гулко билось сердце. Питер ничего не желал понимать. Он не хотел ехать с Маргрит к каким-то незнакомым людям. Он хотел, чтобы папа отменил встречу. Он хотел колотить кулаками по папиной груди. Он всего лишь хотел, чтобы отец был с ним и никогда, никогда, никогда больше не нарушал своих обещаний.
– Я не понимаю, зачем ты завел ребенка, – закричал Питер. – Ты никогда не бываешь со мной – я просто мешаю тебе!
– Если ты так думаешь, тогда мне нечего тебе сказать, – огрызнулся отец. – Ты знаешь, я провожу с тобой столько времени, сколько могу, но кто-то должен для всего этого и деньги зарабатывать…
Он неопределенно повел рукой в сторону блестящей стальной кухни и Маргрит, которая чистила ботинки Питера. Было видно, что Маргрит хотела бы сейчас провалиться сквозь землю.
– Подожди, вырастешь, обретешь кучу обязанностей и, оказавшись на моем месте, будешь вести себя точно так же.
– Нет, не буду! Если бы мама была здесь, она не позволила бы тебе так поступить.
Это был неправильный шаг, и Питер это знал. Но слова соскочили с языка прежде, чем он смог их остановить.
– Как ты смеешь разговаривать со мной таким тоном! – Теперь в голосе отца Питер почувствовал с трудом сдерживаемый гнев. – Как ты смеешь говорить о маме, которая выбрала работу на другой стороне планеты. – Отец схватил сковороду и с досадой выбросил подгоревшую яичницу в помойное ведро. – Ты поедешь с Маргрит. И все тут. А я подумаю о переносе празднования твоего дня рождения на то время, когда ты перестанешь вести себя, как избалованное дитя, и если перестанешь.
Питер взлетел вверх по лестнице. Он не мог справиться с ощущением безнадежности, с чувством несправедливости, которое вздымалось в нем удушливой волной. Оказавшись на лестничной площадке второго этажа, он обернулся и свесился над перилами.
– Я тебя ненавижу!
Это были последние слова, которые он сказал отцу.
Питер не заметил, как вздрогнул отец. Мальчик влетел в свою комнату и так хлопнул дверью, что на ковер посыпалась краска со стены. Он со всего размаху ударил по изголовью кровати и продолжал колотить его до тех пор, пока руке не стало больно. Сдерживая слезы, он прислушивался к хрусту гравия под колесами отцовского автомобиля, но не позволил себе подбежать к окну и крикнуть:
– Папа! Вернись!
ГЛАВА ВТОРАЯ
Приключения начинаются
Маргрит была свидетельницей многих споров между отцом и сыном, но никогда не видела Питера таким расстроенным. Она все больше любила мальчика и изо всех сил старалась развеселить его. Во время долгого пути в Дербишир Питеру совсем не хотелось разговаривать. Он уставился в окно машины, а Маргрит в это время пела немецкие народные песни. Питер был слишком поглощен своими мыслями, чтобы увидеть за окном причудливые изгороди из кустов, покрытые инеем; большое стадо коров, сбившихся в кучу; черных грачей, которых можно было бы принять за нарисованных на фоне бледного зимнего неба, если бы не их оглушительное карканье. Стараясь не думать об утренней ссоре с отцом, Питер перебирал игры на мобильнике Маргрит. Его пальцы бегали по кнопкам так быстро и нажимали на них так сильно, что Маргрит попросила его перестать играть, пока он не сломал телефон. Лондон остался далеко позади, и к половине двенадцатого они подъехали к ферме семейства Дайеров.
– Я уверена, что тебе понравятся дети Дайеров, – сказала Маргрит. – Их там шестеро – четыре девочки и два мальчика. Наверняка в этот уик-энд тебе не будет скучно.
– Не будет, – вяло ответил Питер.
– А на обратном пути заедем в Личфилд, там у меня живут друзья. Там же родился доктор Сэмюэль Джонсон.
– Кто?
– Ты должен знать доктора Джонсона! Ты же англичанин! Кажется, он жил в тысяча семьсот каком-то году. Он написал первый… нет, не скажу. Если сам догадаешься, то я сделаю тебе подарок.
– А какой подарок? – уже почти заинтересованно спросил Питер. – То, что доктор Джонсон определил как…
– Значит, это не сладости…
– Нет.
Ферма Дайеров находилась на дне глубокой вытянутой долины, пересеченной изгородями. Вдоль дороги, ведущей к дому, журчал небольшой быстрый ручей. Большой каменный дом выглядел основательно и прочно. С одной стороны дома был виден амбар, рядом с которым возвышалась огромная старая береза. Поблизости больше ничего не наблюдалось, лишь редкий кустарник безуспешно пытался оживить пустынный пейзаж.
– Ферма стоит как будто в пустоте, – сказал Питер. – Как здесь одиноко! Мы сто лет тому назад проехали последний дом – и никакого магазина. Что же они делают, когда кончается молоко или что-нибудь еще?
– Не думаю, что они когда-нибудь волнуются из-за молока! – сказала Маргрит, указывая на пасущихся вдалеке черно-белых коров. – Кроме того, и в городе можно чувствовать себя очень одиноким.
Маргрит остановила автомобиль рядом с запыленным «лендровером», Питер вышел и размял ноги, онемевшие от долгого сидения в машине. Колючий ветер свистел в сухой листве березы, которая одинокой
