оптимизма. Судя по угадывающимся в тумане очертаниям, замок был не просто большим — громадным. Хёльв поежился.
— Что, парень, неприятное зрелище? — Лукавый Финик был весел и свеж, как всегда.
— Зрелище, которое заставляет задуматься, — пробормотал Хёльв.
Ничего, ничего, не трусь, сейчас быстренько перекусим, потом осторожно подберемся поближе к замку, исследуем подступы. — Финик аппетитно захрустел соленым огурцом, — Налегай, давай, а то всё расхватают. Огурчики особенно рекомендую, чудесные огурчики.
— Слушай, а ты колдуна сам видел? ~ После вчерашних послепоходных возлияний Хёльв с Фиником стали почти приятелями.
Разбойник задумчиво жевал шмат сала.
— Я — нет. Но герцог рассказывал, что лучше его и не видеть.
— Почему?
— Страшный до жути, лицо под капюшоном скрывает. Вообще-то ходят слухи, что он наполовину орк.
— Ничего себе!
— Да, мальчик. Впрочем, чему тут удивляться? Колдун — он и есть колдун. Впрочем, герцог — наш заказчик — и сам типчик неясный.
Финик потянулся за очередным куском сала, Хёльв глядел на него, ожидая продолжения.
— А как ты думаешь…
— Слушай, хватит болтать, мы, кажется, к колдуну не на обед собрались? Наворачивай, да поплотнее, — пресек дальнейшие разговоры Финик.
Хёльв не заставил себя уговаривать, и через час, когда рассыпавшиеся цепью Мохнатые Тараканы неслышно вошли в поросший лесом овраг, лежавший на пути к замку, жизнь перестала казаться ему сомнительным удовольствием.
Небо постепенно светлело, ветер почти стих. Перелесок встретил глубоким мхом и свежим запахом хвои, разлапистые ели, казалось, протягивали к людям ветви… Неожиданно Хёльв почувствовал, как что-то колючее схватило его за плечи и стало тянуть к себе, Иголки царапали лицо и руки, непонятно как вылезшие из земли корни норовили обвить ноги и повалить на землю…
— Эй, да эта гадина цепляется — заорал кто-то, яростно отбиваясь от ветвей мечом.
Воцарилась полная неразбериха. Разбойники вопили и рубили деревья в щепки, деревья умирали, но не сдавались, погибших сменяли все новые и новые. Натужно вырывая корни из земли, ели целеустремленно ковыляли к разбойникам, заключая их в круг и не давая пройти дальше. Мох норовил запеленать в себя упавших, даже безобидные кусты черники недружелюбно шевелились.
Проклиная все на свете, Хёльв неловко сорвал с пояса небольшой топорик и начал отчаянно прорубать себе дорогу. Топор слушался плохо: то норовил выскочить из рук, то выворачивался и ударял по древесному стволу обухом, не причиняя вреда. Механически работая руками, Хёльв пытался понять, чему можно приписать такое коварное поведение инструмента — собственной неумелости или козням колдуна. И то и другое казалось одинаково вероятным.
Тем временем буквально из-под земли объявилась новая напасть — огромные ядовито-красные мухоморы целыми полками вылезали изо мха, становились на тоненькие белесые ножки и семенили к людям, отращивая на ходу крошечные, но весьма неприятного вида пасти.
— О-о-о! А-а-а!! — многозначительно выкрикнул откуда-то издалека Финик.
Судя по тем частям его тела, которые просматривались сквозь живой еловый забор, он танцевал какой-то замысловатый танец, высоко поднимая колени и судорожно размахивая руками. Вокруг него сплошным ковром виднелись алые грибные шапочки, настойчиво покусывавшие его за пятки и голени.
Заверещав что-то нечленораздельное, Хёльв бросил непокорный топор, схватил огромный крючковатый сук и, щедро одаривая пинками все, что попадалось под ноги, устремился подальше от страшного мухомориого воинства. Вырвавшись на волю, юноша обнаружил, что ему в некотором роде повезло: он стоял в стороне от основной группы разбойников и вся масса деревьев и грибов прошла мимо него. Переведя дыхание, Хёльв отбежал еще дальше и задумался: «Наверняка это проделки колдуна. Натравил против нас лес, а сам сидит где-нибудь спокойненько. Неплохо бы незаметно подкрасться поближе и попытаться проникнуть в замок…»
Хёльв еще топтался на месте, когда до него донесся нестройный перестук копыт. Сметая все на своем пути и противно взмекивая, по склону оврага мчался целый табун диких козлов. Из-под копыт клочьями летела земля, рогатые головы были угрожающе опущены, в глупых желтых глазах мелькал недобрый блеск. В эту минуту небо над лесом потемнело и по стволам и кронам заземлилась уродливая тень.
Не раздумывая больше ни секунды, Хёльв припустил прочь, по направлению к замку. Ветер бил в лицо, ноги путались в жесткой траве, даже любимый лук внезапно показался очень тяжелым, но юноша продолжал бежать, и крепостная стена, сложенная из тяжеленных камней, рывками, вырастала перед ним.
«Добегу до стены, — проносилось в голове у Хёльва, — а там подумаю, как через нее перебраться.»
Он бежал, настолько сосредоточенно вперив невидящий взгляд в высокую узорчатую башенку, что не заметил небольшого рва, опоясывавшего замковую стену. Сделав очередной шаг, юноша споткнулся и кубарем покатился вниз, стремительно приближаясь к каменной кладке фундамента. Не в силах остановить свое движение, он лишь успел сжаться в комочек и зажмуриться в ожидании сокрушительного удара о стену.
Однако удара не последовало. Осторожно открыв глаза, Хёльв осмотрелся. Потом закрыл глаза, потряс головой и снова осмотрелся.
Стены не было.
Ров был на месте. Лес тоже был на месте, оттуда смутно доносились крики, рычание и блеяние. Но стены не было. Хёльв лежал в буроватых пожухлых кустах, среди сена и полуистлевшей травы. Кое-где из кустов выглядывали остатки трухлявого забора. Вместо прекрасного и грозного замка, очертания которого угадывались за крепостными стенами, взору изумленного Хёльва предстала одинокая полуразрушенная башня, когда-то стройная и высокая, но теперь больше всего напоминающая гнилой зуб. Темными пятнами выделялись на сером камне провалы узких окон-бойниц.
Юноше показалось, что в одном из окон мелькнула человеческая фигура.
«Иллюзия, — осенило Хёльва, — это была иллюзия».
Постепенно приходя в себя, он вспомнил цеплявшиеся, тянущие, царапающие по лицу ветви, и растерянность начала уступать место яростной решительности.
Чертов шутник. Лес натравляет… Замки иллюзорные подсовывает… Ну, ничего, посмотрим, у кого шутка смешнее, — шептал он, сбрасывая с плеча лук.
Осторожно разведя руками ветви кустарника, Хёльв всмотрелся в окно, где пару минут назад заметил человека. В провале отчетливо виднелся мужчина, одетый во что-то белое. Мужчина делал странные жесты руками, плавно покачиваясь из стороны в сторону. Лицо скрывал капюшон, но Хёльв почему-то был уверен, что губы колдуна произносят заклинания.
Уверенно подняв лук, юноша прицелился. Пальцы привычно натянули и отпустили тетиву, свистнула освобождаемая стрела, устремляясь вперед и вверх. Мгновение спустя человек в окне пошатнулся, схватился за грудь и упал, Хёльв замер, потом закинул лук за спину и решительно побежал к башне.
Внутри было сыро и мрачно, под потолком копошилось что-то склизкое, по углам громоздились кучи хлама. Но, взбежав по полуразрушенной лестнице наверх, Хёльв оказался в неожиданно просторной и уютной комнате. Дощатый пол покрывали ковры, в углу полыхал камин, простенки между окнами украшали гобелены.
Основное убранство комнаты составляли шкафы, забитые книгами. Раскрытые книги лежали на дубовом столе, на полу, на каминной полке, на покрытой одеялами кровати. Сразу становилось понятно, что золота и драгоценностей здесь нет и никогда не было.
Чувствуя как судорожно сжимается горло, Хёльв подошел к лежащему у окна человеку и нетерпеливо откинул капюшон, закрывавший его лицо. Юноша думал, что готов к любому, даже самому страшному зрелищу. Однако реальность оказалась страшнее всех образов, нарисованных воображением. У колдуна не
