преступно, хотя и не знала, почему. Однако желание дождаться ее было таким сильным, что он чувствовал, как его тянет вниз, вниз – к полосе прилива.
Надеясь, что она его не видит, он быстро схватил свою обувь и бросился назад по песчаной дорожке, к дому, где спала его дочь.
Стиви увидела Джека на променаде, когда заканчивала свой заплыв. Ее сердце затрепетало – ждал ли он ее? Видел ли он ее обнаженной? Как ей выйти из воды, если он будет там стоять? Она следила за ним с неприязнью, как будто он собирался подойти к ней. Но вместо этого он отвернулся, подобрал свои ботинки и заторопился прочь.
Берег был снова ее берегом, как и каждый день в это время. Ей хотелось ощутить покой и слияние с таинственным ритмом земли – то, что она ощущала всегда, но вместо этого она почувствовала почти бешенство.
Глядя на него, в эти короткие секунды перед тем, как он отвернулся, она ощутила его острую тоску. Она могла прочесть ее в его позе. Она знала это сердцем, потому что чувствовала то же самое. Со времени детства, с тех пор, как ушла ее мать, Стиви не оставляло чувство безнадежной жажды любви, она удовлетворяла его всеми возможными способами. Она влюблялась так сильно и так неудачно, путешествовала и старалась бежать от себя самой, пыталась дотянуться до звезд, которые на поверку оказывались дешевыми лампочками.
Эта жажда была глубокой и неизменной, она знала, что будет продолжать искать любовь до тех пор, пока не найдет ее. И она также знала, что каждый день находит ее во всем: в природе, в своих предрассветных купаниях, в Тилли и своих птицах, в секретах и интимностях Нью-Йорка. Она надеялась, что этот мужчина обретет ее в том, что у него есть всегда и никогда не исчезнет, – в любви своей дочери. Она удивилась – кто же оставался с Нелл, пока он находился на берегу? Может, у него есть подруга? А может, нет…
Во всяком случае, ничто не объясняло ее волнения, которое она ощущала, когда натягивала платье на голые плечи, бежала босиком по песку и через деревянный мостик, вверх по каменной лестнице. Каждое ощущение отзывалось уколом в ее сердце. Она слышала быстрые редкие капли, срывающиеся, когда она собирала маленьких жучков из серебристой паутины среди покрытой росой травы: «волшебной скатерти», как она называла ее в детстве.
Она думала о том, что однажды сказал ей отец: «Стиви, есть два способа видеть мир. Ты можешь верить либо в то, что в мире нет ничего таинственного, либо в то, что тайна скрыта в каждой мелочи». И собираясь покормить свою благоденствующую ворону, она думала и о том, каким образом она почувствовала, что Джек наблюдает за ее купанием, и о том, что у нее не было выбора между способами видеть мир, но она верила в тайну.
– Хочешь споем «Лимонное дерево»? – спросила Нелл во время прогулки с группой двумя днями позже. – Меня научила моя тетя.
Пегги обрадовалась:
– Мама с Тэрой тоже поют эту песню. Они кружатся, играя на гитаре. Это просто здорово.
– Держу пари, Стиви тоже ее поет, – сказала Нелл. Ей нравилось произносить это имя: Стиви. – Стиви дала мне книгу, которую она сама написала. У нее есть тетя, которая и вдохновила ее стать художницей.
– Сверхъестественно, ведьма-художница!
– А ведьма спела бы «Лимонное дерево»? – поддразнила Нелл.
– Может быть, она любит обращать детей в лимоны! – в свою очередь, дразнила Пегги.
Они вышли из воды и расположились на полотенце Нелл, свое Пегги накинула на плечи.
Вся группа сидела кружком, так было удобнее рассказывать им о том, что некоторым здешним коттеджам почти сто лет и как, задолго до того, как они были построены, индейцы Востока охотились и рыбачили на этих скалистых берегах, и как позже художники из Блэк-холла приезжали сюда писать картины.
– Используйте мысленные образы, – говорила она детям. – Представьте себе побережье в ином свете.
Нелл нравились такие задания. Вот они с Пегги решили исследовать побережье, и, делая это, Нелл знала, что она посетит места, где когда-то гуляли ее мать, тетя и Стиви. Они остановились у магазина Фоули, посмотрели в ящик с любовными открытками и посетили мыс, где сидели на камнях, следя за кем-то, кто рыбачил с гребной шлюпки, потом они пересекли больше задних дворов, чем Нелл могла себе представить, с укромными садиками и незаметными птичьими садками…
Несколько дней спустя они лежали в песке – без подстилок – на Малом Пляже, другом тайном местечке, до которого они дошли по лесной тропе. Они собрали лучшие морские стеклышки из тех, что Нелл находила до этого, в том числе два редких синих осколка. Глядя в небо, Нелл подумала о картине тети Аиды в комнате Стиви. Пегги рассказывала ей о школе в Блэк-холле, а Нелл – о переезде в Бостон из Атланты.
– И поэтому у тебя такой симпатичный выговор? – спросила Пегги.
– Да. Я южанка.
– А я из Новой Англии.
– Мне нравится, как ты говоришь, – сказала Нелл. – Звучит, как у моей мамы. Она тоже была с севера. И папа тоже.
– Хм, ты мне об этом не рассказывала, но как… как же это произошло?
Вопрос заставил Нелл приподняться. Ее грудь сдавило плотно-плотно, а голова ушла в плечи. Она покачала головой – она никогда не сможет говорить об этом.
– Я расскажу тебе, – сказала Пегги, подтянувшись, чтобы сесть рядом с ней, – что случилось с моим отцом. Это было ужасно. Я только тебе рассказываю, потому что я хочу, чтобы ты знала, что не только твоя мама… у других родители тоже умирают.
– Мне снится это по ночам, – прошептала Нелл. – Моя мать уходит. Я теряю ее все время. И я думаю, если она умерла, то и я могу умереть тоже. Как будто бы меня никогда и не было. И я боюсь засыпать. Я
