– Дай-ка я посмотрю твои ноги, – неожиданно прервала разговор Стиви. – Ты действительно их ободрала.
– С ними все в порядке, – сказала Нелл.
В ее речи Стиви уловила непривычный, кажется, южный акцент.
– Где вы теперь живете? – спросила Стиви, радуясь, что ей удалось перевести тему разговора.
– Наш настоящий дом в Атланте, но сейчас отец перевелся в Бостонское отделение, так что временно мы живем там. А летом он срывается с места, я думаю, это тоже по работе, но он не так много времени проводит в офисе.
Наступила тишина, и Стиви почувствовала на себе внимательный взгляд Нелл. Ничего плохого в этом не было, но вскоре Стиви заметила, что Нелл не отводит глаз, и почувствовала ее немой вопрос.
– Причина, по которой я перекрасила свой дом, – сказала Стиви, поняв, что этот детский взгляд требует ответа, – состоит в том, что он всегда был очень печальным.[1] Всегда, с того самого момента, когда я стала осознавать себя. И я стала думать… может, если изменить цвет моего дома, то я смогу изменить… некоторые вещи, которые мне не травятся. Был ли во всем этом какой-то смысл?
Нелл серьезно кивнула, и Стиви увидела, что ее взгляд теперь остановился на ее левой руке.
– Ты хочешь спросить, где мои обручальные кольца, – поняла ее взгляд Стиви. – Ну, конечно. Это хотят спросить все местные дети.
– Правда, что вы их потеряли в океане?
Стиви попыталась улыбнуться.
– Только одно, – проговорила она. – И я его не теряла.
– Не теряли?
– Я выбросила его, – сказала Стиви.
– Но вы ведь ищете его каждое утро.
Стиви покачала головой.
– Нет, – ответила она. – Каждое утро я хожу на берег наблюдать за птицами, чтобы их рисовать. И еще потому, что я люблю плавать перед восходом солнца. И ходить босиком по воде.
– Бедные ваши ножки, – произнесла Нелл с улыбкой.
Стиви кивнула. От детской улыбки у нее в горле вставал комок, и острая боль отразилась в ее глазах.
– Почему вы любите ходить по берегу перед тем, как встанет солнце?
– Потому что тогда на берегу никого нет, – ответила Стиви – Я отшельница.
– Это такое колдовство?
Стиви засмеялась.
– Да, пожалуй, – согласилась она.
Дул легкий бриз, и где-то далеко летела моторная лодка. Стиви увидела, что Тилли прокралась в комнату совсем незаметно. Старая кошка уселась в углу, словно статуэтка, рядом с птичьей клеткой, сделанной в готическом стиле, наблюдая за своей хозяйкой и гостьей.
– Ну вот, – сказала Нелл, теребя салфетку. – Я очень рада, что встретила вас.
– А я очень рада, что встретила тебя, – ответила Стиви.
Они стояли лицом друг к другу. У Стиви оставалось еще много такого, что она хотела бы узнать об Эмме, о том, что с ней случилось, но она помнила свои собственные ощущения от таких вопросов и промолчала. Они пошли вместе к двери в кухню. Тилли следовала за ними.
– Ой, кошка! – воскликнула Нелл, увидев ее.
Она сделала движение, чтобы погладить Тилли, но была встречена шипением и распушенным хвостом.
– О-о-о, извиняюсь!
– Она очень своенравная, – сказала Стиви. – Она старая.
– Я понимаю, – произнесла Нелл. Она внимательно рассматривала кухню, задержав взгляд на всех рисунках и акварелях, изображавших птиц, белок, кроликов, полевых мышей. – Это все ваши рисунки? Из ваших книг?
– Некоторые из моих книг, – Стиви остановилась. – Твоя мама когда-нибудь читала тебе мои книги?
– Нет. Я не знаю почему, – проговорила Нелл извиняющимся тоном. – Ваши рисунки на самом деле очень красивы.
– Спасибо, – сказала Стиви, немного удивившись, почему лучшая подруга ее детства не читала дочке ее книжки.
Она открыла дверь, чтобы выпустить Нелл наружу, но вдруг девочка повернулась к ней с решительным выражением на лице.
– Мы переехали в Бостон по такой же причине, по которой вы перекрасили ваш дом в белый цвет, – убежденно сказала Нелл.
