представить без постоянного стояния в разного рода очередях», «советскую очередь можно рассматривать как одну из „фокальных точек“ советской „культуры“», «само существительное „очередь“ очень легко связывается с прилагательным „советское“. Очередь преследовала советского человека на всем протяжении существования СССР», «стояние в очередях было на протяжении нескольких поколений рутинной, само собой разумеющейся частью повседневного существования», «стоять или не стоять в очередях не было вопросом выбора. Участие в очередях было „судьбой“, причем именно „советской судьбой“».
В этом наборе замечательно то, что написан он в 2005 году. Казалось бы, за 14 лет, прошедших с момента уничтожения СССР, можно было бы сравнить положение с очередями при социализме и капитализме и понять, что очереди — это не родовая черта социализма: они есть в странах с различным общественным устройством. Наглядное доказательство — современная Россия. Воцарившийся в ней капитализм не уничтожил очереди даже в продовольственных магазинах: чтобы убедиться в этом достаточно пройтись по супермаркетам типа «Ашан».[39] Более того, во многих сферах жизни капитализм создал очереди. В СССР, например, никогда не было очередей в налоговые органы. Не толпился народ и у страховщиков. Вообще погоня за прибылью неизбежно порождает очереди при капитализме. Чем еще можно объяснить установку в московском наземном транспорте турникетов, которые создали принципиально неустранимые очереди пассажиров на посадку? Каждое утро у метро «Авиамоторная», например, можно наблюдать две длинные очереди: одна из пассажиров, а другая из выстроившихся друг за другом ждущих загрузки трамваев.
Разумеется, нынешние российские очереди антикоммунисты пытаются представить «пережитками социализма». Но это не так. В европейских странах, никогда не бывших социалистическими, очередей навалом. Например, проведённый по заказу британской страховой компании «Норидж юнион» опрос общественного мнения показал, что англичане изнывают в очередях, теряя 1,3 млрд. часов ежегодно. Хизер Смит — представитель «Норидж юнион» — по этому поводу заявила: «Как нация, мы проводим огромное количество времени в неизбежном ожидании. Исследование доказывает, что стояние в очередях до сих пор является нашим национальным времяпрепровождением».
Ещё один утомленный антисоветизмом телеведущий — Владислав Флярковский — перед Новым, 2007 годом на канале «Культура» высказался в том смысле, что в советское время с товарами было ужасно плохо. Так плохо, что новогодним подарком часто служило душистое мыло.[40] Возможно, Флярковский и не считал зазорным одаривать друзей на Новый год кусками мыла. Но никому из моих знакомых и друзей даже мысль о таком новогоднем «подарке» не приходила в голову. Мы своим близким на Новый год дарили подарки того же рода, что и сейчас: книги по искусству и живописи, изделия из серебра, золота, хрусталя, драгоценных и полудрагоценных камней, сувениры из Палеха, Гжели, Хохломы и т. д. — перечислять можно ещё долго.
Охотней всего антикоммунисты рассуждают о продовольственном дефиците в СССР. Особенно о «колбасном» дефиците. В их памяти вареная колбаса по 2 р. 20 коп. была чуть ли не единственным сортом колбасы в стране, и ее тоже не хватало. В связи с этим главный редактор аналитической (!) газеты «Секретные исследования» Вадим Ростов (он же — Вадим Деружинский) в одной из своих статей гневался, что проклятая советская власть «украла» у него возможность есть сто с лишним сортов колбасы, продаваемых в магазинах царской России.
Насчёт колбасы нужно заметить, что,
В студенческой столовой нас обслуживали официанты (как в ресторане), в студенческом буфете можно было заказать рюмку водки. Правда, мы пили, в основном, по праздникам. Видимо, в то время была такая общая культура. Рестораны работали до 3-х часов ночи, и, мы, студенты, иной раз ходили туда поужинать. Представляете, студент на ужин идёт в ресторан „Берлин“!..»
Порядок в советской торговле сохранялся, пока был над ней жесткий государственный и общественный контроль. Но при Хрущеве этот контроль постепенно стал слабеть. Уже в начале 60-х годов прошлого века торговые работники вовсю начали все припрятывать и создавать в стране искусственный дефицит товаров — на нём строился их «бизнес».[41] Скажем, в 60–70-х годах в магазине «Колбасы», что на Колхозной площади (ныне — Сухаревская), для обычных покупателей большого разнообразия не наблюдалось, но один мой знакомый был «вхож» к руководству этого магазина и, например, любые сырокопченые колбасы у него были всегда, причем по цене в три раза ниже номинальной. Дело в том, что примерно раз в два месяца подвалы магазина затоваривались дефицитными колбасными изделиями (не исключено, что значительная их часть была «левой»), и для размещения свежего «дефицита» руководство магазина реализовывало «остатки» своим друзьям и знакомым по сниженной цене.
А позже, в конце 80-х, «демократы» специально организовали тотальный дефицит, чтобы вызвать недовольство народа советской властью. Об этом откровенно говорил в октябре 1989 года на конференции Московского объединения клубов избирателей известный «демократ» Гавриил Попов: «Для достижения всеобщего народного возмущения нам надо довести систему торговли до такого состояния, чтобы ничего невозможно было приобрести. Таким образом можно добиться всеобщих забастовок рабочих Москвы». И «демократам» удалось парализовать торговлю.[42] Тех же колбасных изделий в 1990 г. в РСФСР было произведено 2283 тыс. т, а в 2003 г. в РФ — на треть меньше (1700 тыс. т), но в 1990 г. колбасы на прилавках магазинов не было, а в 2003 г. — навалом. Впрочем, ситуация с товарами в 2003 г. объясняется не только тем, что у «бизнесменов» исчезла необходимость припрятывать товары, но и резким снижением в период «реформ» покупательной способности населения из-за низких зарплат (к тому же выдаваемых с многомесячными задержками). Прилавки магазинов 2003 г. были полны, потому что люди не имели денег, чтобы приобретать те товары, к которым они привыкли в СССР. Это фактически признал тогдашний премьер-министр Михаил Касьянов, заявивший на пленарном заседании Государственной думы 12 февраля 2003 г.: «Повысив заработную плату, не обеспеченную другими материальными ценностями,